30 лет ГКЧП
Вашему вниманию предлагается новая рубрика «Окуляр» - актуальный лонгрид по свежему событию Беларуси или мира. «Окуляр» - это не мнение отдельного автора, это, скорее виденье общей картины происходящего. Приятного чтения и ждём ваших обратных отзывов.
Они продержались три дня и эти три дня окончательно разрушили все шансы на сохранение Советского Союза. После 21 августа 1991 года его окончательный распад и подписание Беловежских соглашений стали неизбежностью и делом нескольких месяцев. Заговорщики из Государственного комитета по чрезвычайному положению, желавшие спасти СССР, стали его могильщиками.
Заговорщики были нерешительны, сделали множество ошибок, начисто проиграли информационную кампанию, запомнившись лишь абсолютно блеклой пресс-конференцией с трясущимися руками. Посадив под домашний арест Горбачева, они не стали трогать Ельцина, вводить в столицу спецназ, вообще защищать власть. Безвольный переворот – обреченный переворот.
Но даже если бы они были более решительны – это привело бы только к новым потокам крови. Можно было бы устроить второй Тяньаньмэнь на Красной площади, но и это бы вряд ли помогло. У Китая в 1989 году не было и половины тех проблем, с которыми столкнулся СССР в 1991. Центр стремительно терял контроль над периферией, сам будучи расколот между сторонниками Ельцина и Горбачева, между союзными республиками уже открыто шли полномасштабные войны, а экономика трещала по всем швам. В этой ситуации обеспечить жесткий контроль над страной уже было невозможно. Тем более – нелегитимным путчистам. Что дальше было – известно. Возвращение Горбачева, суд над КПСС, парад суверенитетов, сговор в Вискулях.
Белорусские идеологи и историки не любят вспоминать эти дни. В школьном учебнике по истории Беларуси за 11 класс ему посвящен лишь один короткий абзац: «События 19-21 августа 1991 году в Москве ускорили процесс распада СССР. 25-26 августа 1991 года внеочередная сессия Верховного Совета БССР придала Декларации о государственном суверенитете БССР силу закона, а также приняла постановление об обеспечении политической и экономической самостоятельности Белорусской ССР». Предельно кратко, нейтрально и отстраненно. Видимо потому, что ничего героического в те дни в Минске не происходило, а главными действующими лицами были непопулярные сейчас националисты и либералы.
Возглавлявший Верховный Совет БССР Николай Дементей, бывший тогда главным должностным лицом республики, сказал, что ничего незаконного в действиях ГКЧП не усматривает, но никаких активных действий не предпринимал. Единственное, что он в эти дни сделал – это отказался от проведения внеочередной сессии Верховного Совета, за что очень скоро поплатился своей карьерой.
Другой белорусский политический деятель, премьер Вячеслав Кебич, спас свою карьеру тем, что находился в отпуске, не стал его прекращать и вообще «залег на дно», воздержавшись от каких-либо высказываний своей позиции. Опытный партаппаратчик угадал. Ему удалось продержаться на должности председателя Совмина до 1994 и проиграть Лукашенко на первых президентских выборах. Уйти в оппозицию к ГКЧП он не мог, а открытая поддержка путчистов означала бы скорую политическую смерть после его возвращения. Вот так отпуск Кебича определил судьбу страны. Приди в августе 1991 на его место кто-то из рвущихся к власти националистов, 90-е в Беларуси могли стать куда более лихими. А так адекватность и прагматизм премьера помогли республике пройти самые сложные годы без больших потрясений.
Партийная вертикаль в самое сложное время была обезглавлена. Первый секретарь КПБ Анатолий Малофеев улетел поддерживать путчистов в Москву, а, когда вернулся, уже пришло время сжигать документы. Из политики он не ушел, продолжил возглавлять КПБ, работал в Совмине и даже стал председателем первого состава Палаты Представителей. Получил от Лукашенко множество наград. А вот мнение о ГКЧП он позже пересмотрел и назвал его создание преступлением против партии.
Партийные структуры лихорадило. 19 августа, узнав о смещении Горбачева, в парткомы потянулись люди, ранее вышедшие из КПСС. Они массово писали заявления о восстановлении в партии. Пора массового уничтожения партбилетов пришла несколькими днями позже.
В отличие от Москвы, Минск 19 августа был спокойным городом. Никакие войска в него не вводились и никакие митинги и массовые акции протеста не происходили. Уже только в ночь с 19 на 20 августа Мингорсовет, ставший тогда центром оппозиции, БНФ и представители нескольких других политических партий, приняли заявление, в котором назвали произошедшее в Москве путчем, а сам ГКЧП – хунтой. Вскоре последовали похожие заявления от областных советов. Пожалуй, триггером для ситуации стала та сама пресс-конференция, после которой всем стало ясно – эти не справятся.
БНФ, возглавляемый тогда радикальным националистом и русофобом Позняком, был главной оппозиционной силой и единственной, способной собирать многолюдные митинги. На митинг БНФ на площади тогда еще Ленина собралось несколько тысяч человек. По тем временам это было немного, в апреле того же года под социально-экономическими лозунгами на площадь вышли 100 тысяч.
Вот, собственно, и все. Те самые три августовских дня Белорусская ССР прожила без революций и потрясений. Потрясения начались 25 августа, когда Верховный Совет все-таки собрался. Коммунистическое большинство, деморализованное и подавленное, сдалось практически без боя. Депутат от фракции БНФ Галина Семдянова попросту прогнала первого секретаря КПБ Анатолия Малофеева при молчаливом согласии депутатов-коммунистов. В тот же день БССР была официально переименована в Республику Беларусь, ее флагом стало бело-красно-белое полотнище, а гербом – «Погоня». Тогда же Верховный Совет придал декларации о суверенитете республики статус конституционного закона.
Вот так и свалился на белорусов тот самый государственный суверенитет, за который они, если верить как официальной, так и оппозиционной пропаганде, боролись чуть ли не со времен Рогволода, хотя и голосовали за сохранение СССР большинством в 82,7% избирателей всего лишь за 5 месяцев до путча. После путча о суверенитете белорусов уже никто не спрашивал, все было решено без участия народных масс и бюллетеней для голосования. Противостоять процессу распада СССР уже стало невозможно.
Могло ли все пойти по-другому? Могло. Именно подписание договора о создании Союза Суверенных Государств, которое должно было состояться 20 августа, сорвали путчисты. Уже на следующий день в Москве его должны были подписать главы РСФСР, Казахской и Узбекской ССР. До октября к нему дали согласие присоединиться главы всех союзных республик, кроме рвущейся в Европу Прибалтики и Грузии, которой тогда управлял радикальный националист Звиад Гамсахурдиа.
Понятно, что создание такой «мягкой федерации» на месте СССР панацеей не было. Центробежные силы никуда не делись бы и каждую из республик продолжали раскачивать по-своему. Однако разрыв многочисленных экономических связей был болезненным для каждой из союзных республик и элиты, в большинстве случаев, это осознавали.
Вряд ли создание ССГ остановило бы распад – тогда его инерция была слишком высока. Но 90-е вполне могли бы оказаться менее лихими, а вместо аморфного СНГ мог бы существовать крепкий континентальный союз наподобие Европейского с единым парламентом, надгосударственными структурами и наличием суверенитета у стран-участниц.
