Анатолий Матвиенко: Яков-Иоганн фон Сиверс у истоков белорусской государственности
В июле исполнится 210 лет со дня кончины государственно деятеля, чьи поступки, при жизни вызывавшие шквал критики, во многом обусловили современное мироустройство, включая сам факт существования независимой Республики Беларусь. Это – лифляндский дворянин Яков-Иоганн фон Сиверс, в русском обществе его именовали Яковом Ефимовичем.
Граф Сиверс основательно забыт в российской истории, белорусская официальная о нём не вспоминает, кроме специальных научных трудов, посвящённых закату Речи Посполитой, у поляков его имя ассоциируется только с диктатом Екатерины Великой и разделом Польши тремя «чёрными орлами».
Вот как нарисован внешний облик фон Сиверса польским писателем Владиславом Реймонтом, лауреатом Нобелевской премии по литературе, в романе «Последний сейм Речи Посполитой»:
«Слова, полные льстивого восторга, блестящие, словно радуга, фразы, вкрадчивый шепот и подобострастные, просительные взгляды лились со всех сторон на седую, в изящных буклях, голову посла, отвечавшего на приветствия, улыбаясь все время увядшей, как бы приклеенной к узким губам улыбкой покровительственного благодушия. Время от времени он не без самодовольства щупал холеными пальцами широкую голубую Андреевскую ленту, которою был награжден совсем недавно за проведение договора о разделе, машинально поправлял на груди усыпанную бриллиантами звезду, доставал табак из дорогой табакерки и, обводя блуждающим взором лица, обращался время от времени с каким-нибудь сухим замечанием к Коссаковскому».
И далее:
«Сиверс, сидевший в раззолоченном троноподобном кресле, казался грозным божеством, к которому ползли подобострастные взгляды всех присутствующих, клонились все головы и плыли общие, жаждущие удовлетворения желания».
Романистом образ русского посла в Речи Посполитой утрирован до карикатурности. Он олицетворяет не личность дипломата, а общее представление поляков о России конца XVIII века – огромной, погрязшей в роскоши, довлеющей над соседями и совершенно беспринципной в достижении своих целей. Что же, побеждённым всегда обидно. А мы поговорим о Сиверсе реальном.
Как и для значительной части дворянской молодёжи, карьера Сиверса началась с военной службы. Он участвовал в Семилетней войне и в победной для русской армии знаменитой битве при Гросс-Егерсдорфе, однако прославили Сиверса его успехи на статском поприще. Приняв губернаторский пост в Новгородчине, он пришёл в ужас от состояния дел и запустения. За короткий срок внедрил самые передовые для того времени методы хозяйствования и управления; некоторые его меры были распространены Екатериной Великой на всю Россию, послужив основой для имперских законов. Впоследствии Сиверс руководил постройкой каналов, занимая должность, эквивалентную Министру водного транспорта. Но к польским событиям это не имело ещё отношения, поэтому интересующихся отправляю к книге Ольги Чайковской «Императрица. Царствование Екатерины II». Подчеркну главное: польскую дипломатическую миссию Российской Империи возглавил человек самых прогрессивных взглядов, опытный военный и администратор. Причём опыт он имел и негативный, включая придворные интриги, в том числе конфликт с фаворитом Екатерины графом Потёмкиным, стоивший Сиверсу временной опалы.
К ноябрю 1792 года, когда Сиверс получил дипломатическое назначение, в Польше произошёл ряд важнейших исторических событий, заглавным в их цепочке был Первый раздел Речи Посполитой в 1772 году.
В современной официальной польской версии истории разделы именуются не иначе как «захваты», «оккупация» и «аннексия». В наибольшей степени обида высказывается в адрес «вековечного врага» - России, упрёков в сторону партнёров по Евросоюзу звучит гораздо меньше. Между тем, Первый раздел в значительной мере можно сравнить с очистительным кровопусканием. Польша хоть и лишилась существенной части земель, в том числе восточных литовских, в ней под русским патронажем начались серьёзные передовые реформы в экономике, администрировании, просвещении, искоренялась религиозная нетерпимость к инакомыслящим. В наше время это многим прозападным деятелям и публицистам покажется неправдоподобным, но в последней четверти XVIII века прогресс и свобода шли в Польшу из России! Утратив не только территорию, но и существенную часть суверенитета, Республика Польская имела хороший шанс выжить и окрепнуть… Если бы не внутренние раздоры.
Корни этих раздоров уходили в XVI век и Люблинскую унию. Часть литовской шляхты осталась недовольной вхождением княжества в неравноправную федерацию с польским королевством, сепаратистские настроения сохранялись десятилетиями. В XVIII веке конфликты уже не были привязаны к границе между литовской и исконно польской частью Речи Посполитой, альянсы напоминали скорее блоки по интересам. Шляхта раздирала собственную страну сильнее, чем три чёрных орла – Россия, Пруссия и Австрия.
В период русского доминирования, когда на престол взошёл фаворит Екатерины круль Станислав Август Понятовский, а послы России диктовали ему приказы почище современных американских послов в подконтрольных Вашингтону государствах, возникла достаточно многочисленная антимосковская партия – Барская конфедерация, противостояние вылилось в войну. Российская армия без особого труда разгромила повстанцев, но раскол между сторонниками россиян и враждебно настроенной шляхтой продолжал углубляться. Фактически страна переживала гражданскую войну.
Надо полагать, что Екатерина «дожала» бы политических противников в Польше, но помешала новая война с Османской империей, потребовавшая мобилизации ресурсов для нужд южного фронта. Этим воспользовалась Пруссия, навязавшая Сейму неприемлемый для Екатерины прусско-польский союз. Второй раздел Речи Посполитой стал неизбежен.
К приезду Сиверса в Польшу большой политический вес получила Тарговицкая конфедерация, альянс магнатов, выступавших за упрочение союза с Россией. Но Польша как независимое государство была уже не нужна Екатерине, скорее даже – вредна, потому что царившая там политическая неразбериха вполне могла обернуться новым антирусским союзом. Сиверсу было поручено поставить точку в этом конфликте.
Последнее в истории заседание сейма Речи Посполитой растянулось на несколько месяцев – с июня по ноябрь 1793 года. Оно проходило в Гродно, в здании Нового замка. В перестроенном виде он существует до сих пор. Сиверсу вменялось в обязанность обеспечить «добровольное» согласие депутатов на превращение Польши в российский протекторат. Он блестяще справился с этой задачей, действуя, по меркам XVIII века, в высшей степени гуманно – уговорами, интригами, взятками и шантажом, при этом не пролил ни единой капли крови. В итоге польская элита собственноручно утвердила ликвидацию собственного государства, кроме небольшого огрызка, впоследствии также разделённого между победителями после восстания Тадеуша Костюшко. Насколько эффективно польский генерал воевал за океаном, настолько же регулярно он терпел фиаско в сражениях с русской армией!
Фактически гродненская сессия сейма узаконила уже решённое соглашение, Россия и Пруссия поделили Польшу ещё в январе 1793 года, в том же месяце Минск перешёл под власть российской короны, а с 3 апреля считался центром Минской губернии.
Сиверс упразднил на присоединённых территориях остатки польской администрации. Управление строилось теперь по российскому образцу. Он же распустил Тарговицкую конфедерацию. Пророссийское лобби сыграло свою роль, теперь шляхтичи становились ординарными подданными российской императрицы.
Я воздержусь от однозначных чёрно-белых оценок, было это хорошо или плохо.
Аннексия территории чужого суверенного государства всегда вызывает осуждение. Но только в наше время. Достаточно вспомнить войну между США и Испанией конца XIX века, в результате которой «самое демократическое» государство на свете приросло островом Пуэрто-Рико, фактически – колонией.
Я также не буду вдаваться в фантазии из области альтернативной истории, лучше или хуже жилось бы населению земель современной Беларуси, останься эта земля польской. Не исключено, что уровень жизни в XXI веке был бы и выше. Может – наоборот. Не хочу гадать.
Но в одном я уверен точно. В Речи Посполитой формировалась этническая общность – польский народ с единым польским языком, придерживающийся католической и в небольшой своей части униатской церкви. Если бы не междоусобные конфликты магнатской верхушки, примерно к ХХ веку этот процесс в основном бы завершился. По аналогии, грузины помнят, что их нация сложилась из многих народностей - кахетинцы, имеретинцы, гурийцы, аджарцы… Ровно также польская нация вела бы свою родословную от нескольких групп – ляхов, мазуров, литвинов, русских, жамойтов, русинов и др. Политика Екатерины привела к отсекновению от польского куста важнейшей восточной части. Из-за этого здесь прекратились процессы национальной трансформации в пользу полонизации. Только благодаря русскому давлению на Польшу возник шанс зарождения новых наций – литовцев (в современном значении слова, то есть, базирующихся на жамойтской культуре), украинцев и белорусов.
Впрочем, требуется одна оговорка. «Белорусской нации на сегодняшний день не существует», категорично заявил Александр Зимовский.
Можно с ним соглашаться или нет, но в более мягкой, осторожной форме та же мысль сквозит в выступлениях белорусского Президента, он предпочитает говорить о культуре, истории, искусстве и т. д. как о факторах формирования белорусской нации, то есть о процессе, но не результате.
Важнейшим моментом в становлении нашей нации является не национальное самосознание, оно у белорусов отнюдь не на первом месте в мироощущении, а факт наличия суверенного государства. Обычно национальные особенности, патриотизм и даже национализм приводят к сепаратистским движениям в обществе, в результате чего народ мирно или с кровью добивается независимости. Или не добивается, принужденный сосуществовать с другими народами в единых границах. У нас исторически сложилось наоборот, и в этом нет ничего страшного.
Я просто призываю не забывать историю.
Беларусь могла бы не возникнуть, оставшись шведской территорией, если бы русским штыком в 1709 году Минск не был бы освобождён от шведской оккупации.
В 1793 году русские вытеснили с этих земель разваливающуюся польскую власть.
В 1812 – выгнали французских интервентов и лояльных к ним поляков.
До февраля 1918 года Минск защищали от немцев, сколько могли, Русская Императорская Армия, затем большевистские вооружённые силы Западного фронта, подчинявшегося РСФСР.
В 1944 году Красная Армия вышвырнула из Минска нацистских оккупантов и их бело-красно-белых холуёв.
В 1991 году с подачи российских властей бывшие союзные республики СССР обрели государственную независимость.
Такова многократно повторявшаяся закономерность. Освобождение от иностранного диктата, а потом и получение суверенитета исходили от России или в союзе с Россией.
Пусть Екатерина Великая вела захватническую, агрессивную политику, назовём её великодержавной, если с упорством, достойным лучшего применения, подходить с мерками XXI века к событиям более чем двухвековой давности. Пусть методы Сиверса, склонившего польскую знать к признанию разрушения собственного государства, не вызывают восхищения. И пусть даже Александр Суворов, переломивший хребет остаткам польского сопротивления в ходе Третьего раздела Речи Посполитой, выглядит в глазах «правдоискателей» агрессором, это ничего не меняет. Их деяния подготовили почву к тому, чтобы на западе бывшей Российской Империи однажды возникли суверенные государства.
В июле мы отпразднуем очередную годовщину освобождения Минска от нацистов. Эта дата – самая последняя, есть ещё живые свидетели оккупации и воины-освободители. Но в том, что не отмечается освобождение Минска русскими войсками от шведов, поляков и французов, я вижу историческую несправедливость, а ещё – чёрную неблагодарность россиянам, чьи предки осуществили великие дела.
В их числе – Яков Сиверс. По окончании дипломатической службы он направил свои знания и опыт на строительство каналов в западных губерниях России, в том числе – вновь присоединённых. Меценатствовал, пожертвовал 4000 рублей, колоссальную по тем временам сумму, на нужды детского интерната.
Такими людьми должны гордиться и Беларусь, и Россия.
