Восстание Северина Наливайко: попытка Константина-Василия Острожского ограничить польское влияние на русские воеводства Короны или сепаратистский мятеж его внучатого племянника? ― Александр Усовский

Приказание короля и коронного гетмана Станислав Жолкевский получил 28 февраля, находясь вместе с коронным войском у стен Цецоры. Сразу двинутся на Волынь он не мог: войска были изнурены длительной осадой, непогодой, отсутствием жалованья и скверным питанием. Жолкевский вынужден был просить великого гетмана коронного, Яна Замойского, о срочной присылке жалованья за три месяца, продовольствия и конного ремонта – без чего двинуть армию из Молдавии на Волынь было решительно невозможно. Но поскольку это Польша – подкреплений и денег Жолкевский не получил, и вынужден был 10 марта начать поход в самых невыгодных условиях – при этом отряды Наливайко, перезимовав на благодатной Волыни, не знали недостатка ни в продуктах, ни в фураже, ни в конном ремонте. Чего им действительно не доставало – так это огнеприпасов: ни пороха, ни свинца в волынских селах было не достать днём с огнем. Поэтому Наливайко решил скорым маршем уйти с Волыни на Брацлавщину, где в крепостях Брацлаве, Баре и Лабуне имелся изрядный запас пороха для пушек, которые Наливайко захватил в Слуцке и Могилеве (общим числом в 50 единиц, не считая двух сотен пищалей и более тысячи фузей ручного боя). Отряд же Шаулы ушел на Литву – временно оставив Наливайко. На Брацлавщину же направился и Жолкевский; численный перевес был на стороне коронных сил (более семи тысяч квартового войска и не менее двух тысяч шляхтичей посполитого рушения – последние, впрочем, более впечатляли своим видом, нежели боеспособностью, тогда как у Наливайки было менее двух тысяч бойцов), но казаки превосходили польское войско количеством огнестрельного оружия. Поэтому первые схватки меж казаками и поляками имели не ясно выраженные результаты. Все же после ряда мелких стычек Наливайко понял, что его казаки против квартового войска не устоят, и решил уходить к Днепру, ближе к Сечи – к тому же надеясь на соединение с отрядом Григория Лободы, который квартировал недалеко от Белой Церкви. Соединенные силы двух казачьих отрядов насчитывали бы около шести тысяч сабель, но совсем не имели пушек – весь тяжелый наряд Наливайко бросил, переправляясь через речку Синие Воды, спасаясь от Жолкевского.
К последней декаде марта 1596 года диспозиция сложилась такой: отряды Наливайко отаборились в Корсуне, Лобода – в Киеве, в Киев же шел Матвей Шаула с припасами, взятыми на Литве. Ежедневно силы мятежников увеличивались за счет притока добровольцев – впрочем, более годных для грабежей и разбоев, чем для регулярной войны. Коронное войско Жолкевского стояло в Виннице, также каждый день прибавляясь за счет резервных хоругвей и сотен посполитого рушения из Волынского, Русского, Подольского и Киевского воеводств. К началу апреля у Жолкевского под рукой было не менее восемнадцати тысяч сабель¸ против восьми тысяч у Лободы, Наливайко и Шаулы – что уже позволяло гетману планировать наступательные действия против казаков.

Битва между поляками и казаками состоялась 25 марта 1596 года при Триполье – после чего отряды Лободы, Шаулы и Наливайко перешли на левый берег Днепра; в войске, где имелось три вождя, естественным образом возникло противоборство: сторонники Наливайко предлагали идти на низ, в Сечь, где будет легче дать отпор Жолкевскому; казаки Лободы и Шаулы полагали возможным просить прощения у поляков, повинится и, получив позволение властей – вернутся к прежней жизни. После того, как Жолкевский выдвинул условия, на которых казаками может быть получено прощение (выдача Наливайко и всех его сторонников, выдача пушек и пороха, выдача знамен, в первую голову - штандарта, полученного от австрийского эрцгерцога) – последние отвергли их и двинулись на Переяслав. Жолкевский беспрепятственно переправил через Днепр своё войско, заметно усилившееся за счет полков Потоцкого, присланных в помощь из Польши, и отрядов посполитого рушения с Волыни.

Сборное казачье войско тем временем достигло Переяслава. Здесь начались дрязги и споры: часть казаков, примкнувшая к восстанию из соображений «пограбить и набрать ясыря», предлагала остаться в Переяславе и повинится перед Жолкевским; иные, бывшие сторонниками Шаулы, предлагали отойти в степь и там устроить «скифскую» войну; третьи же, начавшие поход вместе с Наливайко и верные ему – требовали уходить на московскую сторону, к пограничным московским крепостям Гадячу и Ромнам. Последнее мнение победило – и казачье войско, обременив себя огромным обозом с семьями и имуществом, двинулось от Переяслава к Лубнам. Именно этот обоз и стал тем камнем, который, будучи привязанным к шее утопленника, гарантирует ему безусловную смерть…

Гетман Жолкевский, будучи военным профессионалом и отлично разбираясь в психологии казаков, послал вслед тянущемуся по бескрайней степи огромному обозу два конных полка и, совершив полком Юрия Струся обходной манёвр, запер казачье войско в урочище Солоница. Главные силы поляков 24 мая приняли под свои знамена в городе Переяславе литовское войско, приведенное к нему князем Богданом Огинским – и объединенные силы Речи Посполитой двинулись к Лубнам. Казаки решили оборонятся – но очень быстро идея сдачи на милость Жолкевского возобладала среди сторонников Лободы и Шаулы.

Две недели продолжалась облога. Лобода и его сторонники уже во весь голос предлагали сдачу – в результате чего сам Лобода был убит сторонниками Наливайко, но это уже ничего не решало. В конце концов, казаки пошли на условия Жолкевского, и согласились выдать главных своих вожаков – Наливайко, Шаулу и Шостака; разные источники по-разному трактуют конец восстания, но все сходятся в одном – казаки сдали предводителей, которые были затем казнены в Варшаве: шестеро атаманов – немедленно по прибытии, а Наливайко – 21 апреля 1597 года, после длительного следствия, которое, надо отдать должное вождю восстания, так и не добилось от него признания в том, что истинным «отцом» этого рокоша был Его Милость князь Василий Константин Острожский….
Какие выводы можно сделать из событий 1594-1596 годов на Руси и Литве?

Представляется довольно вероятным, что рокош Наливайко был задуман и профинансирован князем Василием Константином Острожским – ему требовалось сохранить статус-кво на Волыни и в целом в русских воеводствах Польши; Люблинскяя уния подорвала его положение «некоронованного короля Литовской Руси», а готовящаяся церковная уния могла окончательно похоронить (и похоронила, кстати!) его «первородство» в делах духовных – из надежды и опоры православного христианства превратив в идеологического изгоя.
Вполне возможно, что вторжение войска Наливайки в Литву преследовало цель добиться от нобилитета Великого княжества Литовского поддержки усилиям князя Острожского остановить подготовку унии и разрушить планы польских магнатов на окончательное втягивание земель бывшей Литовской Руси в польское экономическое и конфессиональное пространство.

Предполагаю, что так называемые «речицкие универсалы» Наливайко, в которых он, по сути, требует от Сигизмунда III предоставления независимости территориям Польши, лежащим на границе с Турцией и Крымом – это его сугубо личная инициатива, на которую его подвигло окружение – брат Демьян и католический епископ Киева Иосиф Верещинский, после неудачной попытки заручится поддержкой нобилитета ВКЛ.

Возвращение отрядов Наливайки на Волынь и пребывание их в имениях князя Острожского было мерой вынужденной: Наливайко, видимо, пытался уговорить Его Милость князя Василия Константина возглавить провозглашение суверенного Русского (Киевского) княжества. Не добившись согласия князя, Наливайко принимает решение попытаться самостоятельно сделать это – опираясь на казачество и деклассированный элемент, в изобилии имеющийся на фронтире.

Эта попытка очевидно провалилась – прежде всего, из-за негодных средств: качество человеческого материала, составлявшего основу отрядов Наливайко, было крайне низким, вдобавок к этому необходимость «самоснабжения» неизбежно делала даже из самых убежденных защитников православия разбойников и грабителей – причем в самое короткое время; а разбойники никогда не бывают хорошими солдатами. Польская регулярная армия всегда била казачьи отряды – даже при условии численного и огневого превосходства последних; регулярная армия, даже такая сомнительная, как польская – всегда одерживает верх над добровольческими ватагами, не важно, из кого они состоят – из идеалистов с пламенными сердцами или откровенных грабителей и насильников. Атаманщина всегда и везде уступает государству – эту аксиому подтвердило и восстание Наливайко.

К сожалению такие же ошибки, как и Наливайко, через пятьдесят лет совершит Богдан Хмельницкий…