Артем Агафонов: Двадцатые
Лихие девяностые, сытые нулевые… Десятые годы только что закончились, десятилетие было беспокойным и противоречивым, но название ему еще предстоит придумать. А какими будут двадцатые для мира и нашей страны? Не претендуя на лавры Нострадамуса, постараюсь представить, с чем мы столкнемся в наступившем уже десятилетии. Разумеется, это лишь один из возможных сценариев, который я считаю наиболее вероятным.
Начну с небольшого спойлера. Союзное государство состоится и укрепится, а вот IT-страной нам не быть. А теперь – подробности.
ГЕОПОЛИТИКА
Очень похоже на то, что двадцатые станут одним из наиболее динамичных и судьбоносных десятилетий новейшей истории, в одном ряду с десятыми, сороковыми и девяностыми годами прошлого века, а мир за ближайшие 10 лет может измениться до неузнаваемости.
И главное изменение связано с Соединенными Штатами Америки. Уже сейчас о том, что могущество мирового гегемона уже не то, говорят почти все. Скоро все станет еще сложнее. Президентство Трампа радикализовало американское общество и высветило все его противоречия – внутриэлитные, идеологические, расовые, классовые, религиозные… Мы впервые увидели картину, когда либеральная элита систематически блокировала деятельность законного президента. Но дело не в Трампе: противоречия существовали до этого и в случае победы его конкурентки поляризация была бы не меньшей. Раскол в Америке – объективная реальность. Уже начинающиеся президентские выборы станут самыми напряженными за последние лет 150, а проигравшая сторона в любом случае не смирится с поражением и дестабилизация будет продолжаться и острого кризиса не избежать. Многие аналитики даже говорят об опасности гражданской войны в США. Надеюсь, такого экстремального варианта удастся избежать, но в любом случае, в ближайшие годы Америку будет лихорадить, она будет ослаблена и сосредоточена на внутренних проблемах.
Свои проблемы будут и у Европы. После ухода США с Ближнего Востока, там с новой силой разгорятся местные конфликты, Евросоюз получит новый поток беженцев, которые далеко не всегда окажутся добропорядочными и законопослушными (привет Макею, на днях подписавшему соглашение о реадмиссии, в результате которого нам из этого потока перепадет и своя доля). Это, в свою очередь, обострит противоречия внутри ЕС, усилит правых политиков. Евросоюз начнет постепенно разваливаться и делиться на внутренние блоки.
При таком раскладе усилятся Китай и Россия. Китайцы, воспользовавшись ослаблением мирового жандарма, подавят сопротивление в Гонконге, возможно, присоединят Тайвань и станет достаточно жестким централизованным государством, мировым экономическим лидером. Россия усилит влияние на постсоветское пространство, станет играть важную роль в Европе, на Ближнем Востоке. В условиях усилившегося Китая вероятно сближение России с Японией, у которой есть все основания опасаться Китая.
БЕЛАРУСЬ
Разумеется, в такой ситуации место Беларуси – в тесном союзе с Россией, скорее всего, даже более тесном, чем предполагается условиями Союзного государства. Путь к этому союзу может быть, как прямым и поступательным, так и окольным и болезненным – через отторжение, уход на Запад, тяжелый экономический, а затем и политический кризис и возвращение. Сама структура белорусской экономики делает такой союз оптимальным из всех возможных вариантов. Белорусская экономика, еще со времен послевоенного восстановления, тесно связана с российской. Даже, если мы с криками «Беларусь – в Европу!» развернемся на 180 градусов и уйдем на Запад, скоро придется голодными разворачиваться назад. Европе особо нечего нам предложить, да и привлекательность ее в двадцатые будет значительно меньше.
Есть небольшая вероятность вовлечения Беларуси в Междуморье – имперский польский проект, нацеленный на вовлечение в сферу польского влияния и постепенное поглощение бывших «кресов всходних» и не только. Но, во-первых, белорусы уже имели опыт ополячивания и такая перспектива их вряд ли снова обрадует, несмотря на все старания белорусизаторов, которые, в большинстве своем, быстро окажутся полонизаторами. А во-вторых, все та же экономика. На рынке этого Междуморья нет места для экспортоориентированной белорусской промышленности. К тому же, Варшава сама неизбежно ослабнет, лишенная поддержки Евросоюза.
Что касается китайской экономической экспансии – она, конечно, будет продолжаться. Мы для них важны и как транзитное звено их проекта «Один пояс – один путь» и как государство с широкими возможностями выхода на российский рынок. Именно поэтому китайцы будут заинтересованы в нашей внутриполитической стабильности и сохранении союза с Россией. В сотрудничестве с китайцами наша главная задача – стараться направить их активность на те проекты, которые будут выгодны и нам и при этом не впасть в кредитную зависимость. Среди приоритетных направлений я бы назвал развитие транспортной и иной инфраструктуры, высокотехнологичную промышленность. Что касается информационных технологий, с которыми сейчас носятся наши власти, как с панацеей – на них особую ставку делать не стоит. Во-первых, наш IT-сектор – это сравнительно немного рабочих мест, практически оффшорный бизнес, который дает мало налогов в бюджет и, к тому же, не создает инфраструктуры, привязывающей его к стране. В общем, ненадежное вложение.
ОБЩЕСТВО
Во многом развитие общества будет повторять существующие тенденции. С одной стороны, будет нарастать давление левых либералов, с их всеобщей толерантностью, дискриминацией большинства ради прав меньшинств, феминизм, гендер, ЛГБТ и сексуальное просвещение с раннего возраста и подобные знакомые вещи, только еще радикальнее, агрессивнее. С другой – нарастать будет и сопротивление этому со стороны консерваторов и христиан. Конфликт будет нарастать и столкновения на этой почве станут нередкими. Кстати, Россия в этом противостоянии может стать оплотом консерваторов и тем укрепить свои позиции в качестве одного из глобальных полюсов.
Более активными и радикальными станут также и экологические движения. Причем они станут важным инструментом как для корпоративных конфликтов (натравить экологов на мешающий бизнес – не это ли мы наблюдали в Бресте), так и в геополитическом противостоянии (привести к власти фанатиков вроде Тунберг, чтобы они угробили экономику крепкой страны – это может быть поэффективнее «цветной революции»).
Среди новых явлений – появление политического ислама в Западной Европе. Количество мигрантов неминуемо перейдет в качество и появятся политические силы, отражающие их интересы и их мировоззрение.
И, наконец, новая опасность, к которой мы уже приблизились вплотную, но которую пока не многие осознают и которая станет одним из определяющих факторов мировой политики уже в двадцатых. Цифровой тоталитаризм.
Сейчас контуры цифрового тоталитаризма уже видны по Китаю с его социальными рейтингами, зависящими от многих факторов и начинающими всерьез влиять на жизнь их обладателей. Другая сторона цифрового тоталитаризма – политически мотивированная модерация в социальных сетях и ангажированная реклама, навязывающие пользователям нужную систему ценностей и модель поведения. Третья – возможность контроля перемещения, потоков траффика и денежных расходов. И так далее… Все это в совокупности дает мощнейшие инструменты для социального инжиниринга, контроля сознания и поведения, слежки.
В следующее десятилетие эти механизмы еще более усложнятся и сложатся в единую архитектуру или сеть взаимосвязанных инструментов. Так, например, слишком частая покупка алкоголя может вызвать потерю кредитного рейтинга и отказ в хорошей страховке здоровья, бан в соцсети по политически мотивированной жалобе привлечь внимание спецслужб, а анализ поставленных лайков и дизлайков – стать причиной преследования за, например, гомофобию.
В этих условиях крупные страны, которые смогут это себе позволить, чтобы не становиться жертвами чужих манипуляций, будут создавать собственную IT-экосистему, начиная от операционных систем и софта, заканчивая соцсетями и разного рода сервисами. Подобную экосистему уже успешно создает Китай. Вполне вероятно, что в обозримом будущем этим вплотную займется и Россия, в цифровую экосистему которой мы естественным образом войдем. Разумеется, эти экосистемы не будут закрытыми. Вряд ли кто-то будет запрещать установку, например, китайского софта в России или наоборот. Но максимальная функциональность будет только на «родной» для экосистемы территории.
Отношение к цифровому контролю населения породит новые идеологии и новые конфликты. В разных регионах мира оно будет разным. Так, в Китае цифровой тоталитаризм будет наиболее выраженным и станет основой государственной политики. В США это будет одним из факторов внутреннего конфликта. В России, в силу менталитета, попытки навязать цифровой тоталитаризм будут вызывать серьезное сопротивление.
