Летняя пора — не самое лучшее время для политической активности. Для всех. Жара не располагает. Это видно даже при взгляде на итоги голосования по резолюции «Положение в Восточной Европе» в последний день работы сессии ПАСЕ в Минске: из почти 323 депутатов в голосовании приняли участие чуть более ста. У остальных была сиеста. Что уж тут говорить о партийной жизни Беларуси, для которой сиеста — круглый год, и которая просыпается лишь в канун каких-либо выборов (будь то парламентские либо президентские).
При этом, как ни крути, а полтора десятка партий в Минюсте зарегистрированы. Может, действительно, правы те эксперты, которые утверждают, что политическое поле страны — выжженное пространство и «просто шевелиться некому»?.. Своим мнением по этому поводу «Политринг» попросил поделиться заместителя председателя ЛДПБ Олега Гайдукевича…
— Партии в Беларуси — миф или нет?
— …Выжженое партийное поле было с 1917 по 1991 год, когда в стране существовала только одна партия. За последние 25 лет многопартийность в стране худо-бедно сформирована. Другое дело, что большинство партий в стране мифологичны: они, вроде есть, но их, вроде, нет. Есть — накануне выборов, когда партии объявляются как черт из табакерки, и голова у избирателей кружится от их названий. Но выборы проходят, а вместе с ними исчезает и партии.
Все наши партии как изначально разделились на три группы, так до сих пор к одной из трех групп и относятся. В первую входят партии и движения «одобрямс», однозначно во всем поддерживающие президента и существующие благодаря поддержке власти. Это — Коммунистическая партия, Белорусская патриотическая партия, Республиканская партия труда и справедливости» и пр. Любая стилистическая экспертиза скажет: их программы — одним человеком писаны.
ЛДПБ, кстати, не против административного ресурса. Он есть повсеместно. Идеализация тут неуместна; было, есть и будет. В конце концов, благодаря ему и Макрон во Франции стал президентом.
Противоположный фланг — т.н. «радикальная оппозиция» (народный фронт, христиане и пр.). Эти, как Баба-Яга — всегда «против». Что их, кроме радикализма, еще объединяет? Четкая ориентация на финансовую помощь со стороны западных стран, что они и не скрывают.
И отдельно стоим мы — ЛДПБ, которая никогда не принадлежала к партии власти, которая не ориентируется на финпомощь Запада, которая отрицает любой намек на какие-либо радикальные действия. Как мы себя позиционируем? Как правоцентристов… Но вправо мы недалеко ушли… процентов на 20-30. Мы все-таки ближе к социалистической модели развития: развитие частного бизнеса и частной инициативы, без чего экономическая ситуация в стране не исправится, как бы на китайцев не надеется. Потому что никто нам, кроме нас самих, не поможет — ни Европа, ни Россия, ни США. Рассчитывать надо только на себя. И мы хорошо понимаем, что даже будучи сторонниками интеграционных отношений с Российской Федерацией, словами о дружбе трактор туда мы не продадим. Всяк бдит свой интерес. Сегодня много критики, кстати, в отношении ТС, но никто почему-то не говорит о том, сколько страна потеряла бы, не будь она в этом объединении (стоимость энергоносителей была бы другой, огромный рынок, на который все стремятся, был бы для нас закрыт и пр. и пр.). То есть даже в интеграционных отношениях мы должны отстаивать свои интересы.
— Чем ситуация для партий сегодня отличается от того, что было вчера?
— Главное отличие — впервые в парламент попали две оппозиционных партии (видимо, имеется ввиду Объединённая гражданская партия и сама ЛДПБ – прим. ред.). Такого никогда не было. Для одномандатных округов — это вообще нонсенс. При отсутствии выборов по партийным спискам побеждают всегда фигуры более публичные, которых власть всегда выдвигает, и справится с которыми, по сути, нереально. При этом, выдвинув порядка 110 кандидатов на последние парламентские выборы, ЛДПБ практически по всем округам добыла от 10 до 19 % голосов, что говорит об одном: будь у нас партийная выборная система — и мы были бы представлены в парламенте 10-15 % голосов, что является очень хорошим показателем для любой партии в любой стране.
В парламенте, наконец-то представлена не одна точка зрения — администрации президента, как при КПСС, а разные. То есть смешанная система выборов назрела уже давно. Ведь партия — это не просто программа и идеология. Это еще и огромный штат профессионалов — юристов, экономистов и т.д., чего нет у тех, кто шел один. На депутата от партии и повлиять проще: если случится, что он стал «паршивой овцой», то есть озвучивает мнение не партии, партия его тут же поменяет.
— В прошлом году вы внесли предложение о референдуме…
— Да, в 2018 году об изменениях в конституции страны, предусматривающих переход на смешанную систему выборов. СМИ почему-то обратили внимание только на одном: продлении полномочий Президента. На самом деле мы говорим о перераспределении власти в стране, то есть, говорим об уменьшении полномочий президента и увеличении полномочий парламента. Власть станет стабильней. Демократии — больше. Также никто не увидел и последовательности предлагаемых действий: без внедрения партийной выборной системы никакое увеличение сроков президентских полномочий быть не может.
Мы сторонники того, чтобы в парламенте был представлен весь спектр партийной жизни страны…
— Не проще систему все-таки двухпартийную — виги-тори, республиканцы-демократы? Тогда граждане страны хотя бы знать будут партии…
— До этого нам далеко. Нам хотя бы до примера России дойти, где зарегистрировано порядка 150 партий, а в Госдуме представлены постоянно 4-5. Западные демократии к нынешнему положению вещей шли полтора столетия. Мы — лишь четверть века. Увидите, через 125 лет у нас будет не хуже, чем у них…
— С чего, по-Вашему, начинается партия?
— С офиса. Есть он у партии, чтобы вести общественный прием или нет… Нет? Значит, нет у нее сторонников. Ведь тут все просто: 500 сторонников могут сброситься по доллару и снять офис. Если снимают на гранты, если общественные приемные ушли в Интернет, — значит, у партии ничего, кроме названия, нет.
Для правомочности партии можно предложить и такой тест.
Предложить лидеру партии за 4 часа вывести 1000 своих сторонников на площадь. Сможет (а для этого у партии должна быть армия активистов) — есть партия. Нет — сдай мандат в Минюст.
Но белорусским грантососам неинтересно развиваться. Одно дело делиться грантом с активистами, другое — выступить с заявлением в Интернете и положить деньги себе одному в карман (политическая активность — окончена). Помните фильм «Агенты АНКЛ»? Там руководитель американского шпиона по имени Соло, жалующегося на то, что в восточном Берлине ему пришлось не сладко, говорит: «Мы не мужскими костюмами торгуем... У нас другой бизнес»... То же самое и в отношении партий. Грант хорош, когда дан детской музыкальной школе, от которой, кроме смычков и баянов грантодатель, в случае чего, ничего не возьмет. Но политическая партия — другой бизнес. Когда-нибудь тот, кто финансирует ее, потребует «инвестиций» вернуть. Кто девушку одевает, тот ее и танцует…
— Отношения с коллегами из других стран поддерживаете?
— Конечно. О России, видимо, и говорить не надо. Всем известна дружба лидеров наших двух партий (имеется ввиду ЛДПР Владимира Жириновского – прим. ред.). У нас с ними договор о межпартийном сотрудничестве подписан, как и с «Единой Россией», и «Справедливой Россией»…
В последние годы начали налаживать контакты с партиями в ЕС — во Франции, Австрии, Германии. В этом, наверное, еще одно отличие партийной жизни нынешнего времени от того, что было в прошлом. Раньше в Европе слушали одних только наших радикалов, требовавших к стране, в которой живут, неких санкций. Сегодня ситуация иная.
Недавно наша партийная делегация вернулись из Австрии, в парламенте которой нас официально принимала партия «Свобода». Мы развиваем хорошее межпартийное сотрудничество в Австрии и с региональными отделениями «Свободы», которые позволяют налаживать, в том числе, и экономические отношения. Ведь не секрет, что членами партий являются и бизнесмены, которые всегда лучше найдут общий язык, нежели правительственные чиновники или чиновники дипмиссий.
У нас хорошие связи сложились с немецким, «Альтернатива для Германии», и французским парламентами, «Национальный фронт».
— Вы не хотели бы поменять название партии?
— Нам неоднократно предлагали это сделать, причем как внутри страны, так и снаружи. Чтобы никакой ассоциации с ЛДПР. Но наш бренд — узнаваем. А узнаваемость партии тяжело достается. Возьмите партию Калякина. Пока она была Партией коммунистов, ее знали все. Переродилась в «Справедливый мир» — и 99 % белорусов о ней не знают. Серьезная их ошибка.
— Чем живет сегодня ЛДПБ?
— Готовимся к местным выборам. 12 августа пройдет отчетно-выборный съезд. Будет омоложен аппарат партии, особенно на местах. Кроме того, представим своего кандидата в президенты. Почему так рано? Через три года будет поздно.
Мир меняется. В том числе и вокруг нас. И у нас перемены неизбежны. Мы это видим хотя бы потому, что еще 10 лет назад в Европе слушали только одну стороны от Беларуси — радикалов. Монополия на оппозицию исчезла. Это, кстати, — единственная причина нелюбви к нам со стороны Анатолия Лебедько, о которой говорят все и вся. Раньше по столицам европейских стран он ездил один, сегодня — не один, раньше слушали его одного, сегодня — одного из многих…
Беседовал Владимир Орехов
