Ирина Халип: Мы все мечтаем жить по-другому

Чтобы увидеть ад, вовсе не нужно спускаться под землю в сопровождении Вергилия. Достаточно походить по домам соотечественников, как это делали активисты «Европейской Беларуси» во время сбора подписей.

Да, я тоже видела ад. Он находился не где-то в подземных глубинах с кипящей лавой, а на уровне шестого этажа. Ад был размером с однокомнатную малогабаритную квартиру, и там находились двое. Они беспробудно, тяжко, безнадежно пили.

Не родственники: соседи и товарищи по несчастью. Несчастий, впрочем, в их жизни было много, но первым, предопределившим все остальные, стал Афган. Контузил, ранил, перемолол, уничтожил, наградил медалями. Что оставалось живого – добила нынешняя власть. Лишила и без того куцых льгот, перспектив, смысла. Ей, власти, нужны розовощекие послушные пупсы. Контуженные «афганцы» с изломанной психикой ей точно не нужны. Как не нужны пенсионеры, чернобыльцы, инвалиды. Эти двое живут в своем маленьком аду в соседних домах и пьют: пенсии хватает только на «бырло». Ни на лекарства, ни на нормальные продукты, как ни крути, ее все равно не хватит.

Заходить в этот пропахший безнадежностью ад было страшно. Но надо. И когда мы начали разговаривать, эти двое, казалось, навсегда утратившие интерес к жизни, как-то приосанились и даже изобразили нечто похожее на лихое гусарское щелканье каблуками. И рассказали о своей невыносимой жизни, и высказали все, что они думают о нынешней власти, - хлестко, четко, жестко. Жалкие, несчастные, пьющие, они были счастливы, что хотя бы кому-то не все равно. И что все еще может измениться – в стране и в их собственной жизни. И что в этой зыбкой трясине безнадежности еще остаются люди, не готовые в нее погружаться, а готовые вытаскивать тех, кто уже там. Они даже пытались мне что-нибудь подарить – на память. Выбор был, прямо скажем, скуден. И я стала счастливой обладательницей рулона пергаментной бумаги: «Это очень полезный подарок, - объясняли «афганцы». – В эту бумагу удобно передачки в СИЗО заворачивать, если вдруг понадобится». Надеюсь, больше не понадобится. Но подарок я приняла – от чистого ведь сердца.

А еще я видела ад в благополучном сталинском доме в самом центре, возле площади Победы. Ад был в образе ухоженной, дорого одетой женщины, которая не говорила даже – она шипела, глотая гласные: «К черту. Все к черту. Уехать отсюда, да поскорее. И забыть все. Забыть эту проклятую страну, забыть всю свою жизнь, забыть этот город. Мне уже все равно. А вы не жили здесь, если еще во что-то верите». Этот шипящий, как раскаленное масло на сковороде, монолог был страшнее, чем горемычное пьянство «афганцев». Она приняла свой ад и выход видела только в пересечении государственной границы, которая и отделяет ад от рая. От этой женщины веяло даже не безнадежностью, а ненавистью – лютой, нутряной, пожирающей. В центре города, среди рекламных плакатов с теми самыми, розовощекими и послушными.

Адом была и другая квартира – на улице Фрунзе, возле парка Горького, на пятом этаже. Там мерзла 92-летняя профессорша. Стояли самые холодные дни начала октября, и в домах уже включили отопление. А до ее пятого этажа тепло не добралось. На звонок в службу 115 ей радостно сообщили, что ее номер восемьсот какой-то, и женщина совсем отчаялась. В коммунальную службу в конце концов дозвонился Максим Винярский. А Ольга Николайчик в это время слушала ее рассказ. О сыне, который умер. О том, что нет сил выходить из дома и спускаться с пятого этажа, а потом подниматься. О том, как невыносима одинокая старость в Беларуси. Конечно, мы теперь не оставим эту женщину – мы же не государство, в конце концов. Это у него пенсионеры и инвалиды сидят, не выходя, запертые на верхних этажах, без отопления. Это у него ветераны афганской войны спиваются, выброшенные за ненадобностью. Это от него бегут, как от прокаженного, красивые образованные женщины. Это его ненавидят 95 процентов живущих в нем. Это оно превратило в ад жизнь стольких непохожих друг на друга людей, что скоро не с кем будет перепись населения проводить.

Но все они мечтают жить по-другому. Этим и похожи. И еще – мечтами, которые не сбылись. Жизнью, которая не удалась. Надеждой на лучшее, которой уже почти не осталось. Мы все – такие же, со своим кусочком ада, со своими похороненными мечтами, со своими никогда не умирающими надеждами. И только вместе мы можем вырваться из этой трясины. Нам ведь не нужен рай вместо ада, нам нужна только страна. Обычная, нормальная, усредненно-европейская. В которой иногда даже бывает скучно, но никогда – страшно.