Павел Каторжевский: Переплавить «Минского городового» и не уподобляться держимордам
2 марта 2017 года, накануне 100-летия белорусской милиции, на столичной улице Городской Вал, рядом с музеем Центра культурно-воспитательной работы Министерства внутренних дел, была торжественно открыта скульптурная композиция «Минский городовой». Андрей Шорец, занимавший на тот момент пост председателя Минского городского исполнительного комитета, заявил на церемонии открытия: «Нам очень приятно в канун 100-летия белорусской милиции и 950-летия Минска получить такой культурный объект, который, я уверен, приобретет статус знакового среди жителей и гостей города, станет символом музея МВД и будет украшать столицу». И, что самое интересное, не ошибся.
«Минский городовой» действительно стал одной из самых известных скульптур в стране, - вот только печально известных. Общественный резонанс получили события 15 ноября 2018 года, когда милиционеры задержали 16-летнего подростка, который дал «Минскому городовому» пощёчину и заставили извиниться перед памятником на камеру. На закономерный вопрос «Зачем?» министр внутренних дел Игорь Шуневич, предварительно назвав себя «адекватным человеком», ответил лаконично: «Затем». Действия сотрудников милиции высмеяли даже на государственном телеканале «Беларусь 1».
И это далеко не первый и, вероятно, не последний случай, произошедший со статуей городового.
Началось всё с того, что в марте 2017 анархист Вячеслав Косинеров накинул на шею городового петлю, «протестуя против милицейского беспредела», за что получил штраф размером в пять базовых величин (на тот момент – 115 белорусских рублей). Уже позже социал-демократы из незарегистрированной партии «Народная Грамада» вместе с всё теми же анархистами принесли к городовому венок, а в июне 2018 представители театральной лаборатории Fortinbras при Белорусском Свободном театре установили возле многострадального городового радужную клумбу, протестуя против гомофобных высказываний Игоря Шуневича. Практически все участники вышеупомянутых «перфомансов» подверглись санкциям, откровенно несоразмерным степени общественной опасности своих деяний. Впрочем, есть серьёзные основания сомневаться в том, что подобного рода «опасность» вообще присутствовала так как никаких разрушений городовому причинено не было. К тому же, данная скульптурная композиция не является историко-культурной ценностью, что исключает применение статьи 346 Уголовного кодекса, в которой, собственно, и говорится о «надругательстве над историко-культурными ценностями».
Так чем же не угодил «Минский городовой» таким разным категориям граждан? И, собственно, почему в качестве «визитной карточки» МВД Беларуси был выбран именно царский городовой?
Как утверждается в пресс-релизе, опубликованном на официальном сайте МВД, скульптурная группа увековечивает «стража порядка начала ХХ века». Напомним, что городовой – низший чин полицейской стражи в Российской империи, который был учреждён ещё в 1862 году и просуществовал вплоть до революционных событий 1917 года. Однако отсылка именно к началу ХХ века в данном случае весьма показательна, так как после революции 1905 года городовые, которые и без того олицетворяли собой целый ворох общественных пороков, после подавления народных волнений стали ещё прочнее ассоциироваться с репрессиями и деспотизмом. И это далеко не «искусственный продукт леворадикальной пропаганды», как любят утверждать апологеты «России, которую мы потеряли».
Вот, к примеру, что писал о городовых революционер-народник Дмитрий Клеменц в фельетоне «Письмо чистосердечного россиянина» в 1878 году: «Ежедневно городовой сталкивается с сотнями лиц в серых армяках, нагольных полушубках, покрикивает на них, даёт подзатыльники, лупит тесаком. Опора отечества, он так привык к безнаказанным позубастикам и заушениям, что считает их неизбежными атрибутами своей миссии, своим правом». Коррупция в полицейской страже Российской империи и вовсе была притчей во языцех: «Полицейские чины были взяточники. За взятку можно было замазать всякое правонарушение и даже преступление. Поэтому полиция не пользовалась в народе уважением, ее не почитали и попросту презирали (Д. А. Засосов и В. И. Пызин , «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов»)».
А вот, что вспоминал рабочий Путиловского завода К. Л. Кошкин о событиях «Кровавого воскресенья»: «Полиция и казаки не давали родственникам увозить тела погибших. Городовые и дворники подбирали трупы и развозили их по мертвецким покоям больниц, по моргам. В ночь на десятое января [1905 года – прим.авт. ] полиция тайком свезла тела убитых, зашитые в рогожные мешки, на Преображенское кладбище под Петербургом и там похоронила в общей могиле, старательно утоптав поверхность земли, чтобы и следов не было видно.»
Не зря во время Февральской революции 1917-го года первыми жертвами восставшего народа стали именно жандармы и полицейские.
Именно поэтому установка подобной скульптурной композиции сразу же вызвала огромное число вопросов среди белорусской общественности. Но стоило бы напомнить и ещё про один важный нюанс.
Современная белорусская милиция празднует день своего основания 4 марта. Напомню, что этот день неразрывно связан с именем выдающегося революционера Михаила Фрунзе и разгоном тех самых городовых. В ночь с 4 на 5 марта 1917 года руководимые М. В. Фрунзе отряды боевых дружин рабочих вместе с солдатами частей минского гарнизона разоружили полицию города, захватили городское полицейское управление, а также архивное и сыскное отделения, и взяли под охрану важнейшие государственные учреждения. А днем 5 марта в Минск об образовании милиции рапортовал Невель, 7 марта — Велижский уезд, 9-го — Езерищенский, 10-го — Суражский. Чуть позднее подобные телеграммы пришли из Двинска, Витебска, Лепеля… Таким образом на территории Беларуси была создана милиция, а губернский город Минск, по сути, стал ее центром.
К слову, утверждения Шуневича о том, что скульптура городового получилась аутентичной и сделана по архивной фотографии настоящего минского городового, тоже вызывают определённые сомнения. Дело в том, что в Российской империи необходимое количество городовых исчислялось по формуле 1 городовой на 500 городских жителей (по состоянию на 2017 год в Беларуси на 100 тысяч человек приходилось 405 сотрудников органов внутренних дел). Рос Минск, а вместе с ним увеличивалось и число городовых. В 1907 году оно достигло цифры 230. В 1916 году, когда соотношение между городовыми и населением изменилось на 1:600, в 200-тысячном Минске насчитывалось чуть более 330 городовых.
То есть, городового с номером 741 в Минске быть не могло. Номер на фуражке бронзовой скульптуры не соответствует количеству городовых в Минске за 1863−1917 годы и не встречается в архивных списках.
Так зачем же Министерство внутренних дел добровольно взяло на себя такое «историческое наследство», связанное с коррупцией, солдафонством и удушением рабочих демонстраций и, при этом, изрядно согрешило против своей собственной родословной? К сожалению, это трудно списать на элементарную необразованность руководства МВД и речь идёт о вполне сознательной самоидентификации сотрудников милиции или, по крайней мере, высших чинов указанного министерства. Негативный образ царского городового вполне коррелирует с заявлениями министра внутренних дел Игоря Шуневича о необходимости ограничить свободу на выражение мнения в интернете и прочими его высказываниями, в которых прослеживается стремление ограничить конституционные права граждан, в частности, право на свободу собраний и ассоциаций.
В связи с инцидентами, которые произошли с «Минским городовым», а также несоразмерными и даже абсурдными санкциями в отношении причастных к этим инцидентам граждан, наша партия, Белорусская партия левых «Справедливый мир», опубликовала открытое обращение к сотрудникам Министерства внутренних дел и работникам Минского городского Исполнительного комитета с призывом переплавить скульптурную композицию «Минский городовой» в памятник сотруднику рабочей милиции, которая была рождена Революцией для того, чтобы защищать трудящихся, а не выполнять функции карательного органа. В обращении отмечено, что сам факт установки композиции «Минский городовой» противоречит сути тех бурных исторических событий, в который родилась и крепла белорусская милиция. И с подобным обращением партия выступила вовсе не для того, чтобы «обелить действующую власть и её органы правопорядка», как считают некоторые граждане. Мы призвали сотрудников МВД не уподобляться царским «держимордам», основной функцией которых было «стеречь и не пущать», и этим самым принципиально обозначили своё отношение к тем ценностям, на которые сегодня ориентируется руководство МВД.
В апреле 1917 года в своих «Письмах из далека» Владимир Ильич Ленин писал о необходимости такой милиции, которая превратила бы демократию из красивой вывески, прикрывающей порабощение народа капиталистами и издевательство капиталистов над народом, в настоящее воспитание масс для участия во всех государственных делах. Очевидно, что современная белорусская милиция не оправдывает своё название и действительно больше напоминает царскую охранку, не являясь органом, действующим исключительно в интересах трудящихся.
Но необходимо помнить и то, что во время Февральской революции 1917 года многие из городовых переходили на сторону протестующих, как и некоторые другие полицейские чины; например, в 1917 году, ещё при Фрунзе, уголовное отделение (впоследствии - уголовный розыск) минской милиции возглавил Александр Ильюкевич, до того бывший начальником сыскного отделения при Минском городском полицейском управлении. Известен и ещё один любопытный случай, когда полицейский надзиратель Александр Рябов переоделся в штатское и вышел на улицу с красным флагом, присоединившись к восставшим. Одна из свидетельниц позже вспоминала: «Я видела, как Рябов с красным флагом вышел из своей квартиры к толпе народа и заявил про себя, что он околоточный надзиратель и готов идти с народом». По словам одного из рабочих, ещё осенью 1916 года Рябов говорил, что «в случае революции он первым бы стал на сторону революционеров». Конечно, все эти события давно принадлежат истории, но история, как известно, имеет свойство повторяться.
Что же касается целесообразности нахождения скульптуры городового на одной из улиц Минска, то сотрудники и руководство МВД, судя по всему, прекрасно понимают, как общественность относятся к данному изваянию. Нетрудно догадаться хотя бы по количеству инцидентов с ним произошедших. Но волнует это высоких милицейских чинов мало, они просто «могут себе это позволить» и альтернативного мнения слышать не хотят. К сожалению, именно на таких принципах и строятся взаимоотношения между действующей белорусской властью и гражданами.
