Игорь Орлович: Хайль Акинчиц! Короткая и позорная история белорусских нацистов
В современной медиасфере обвинение своих противников в фашизме стало уже заезженным и банальным. Это некий жупел, в который не вкладывается чаще всего никакой конкретики, просто само слово «фашизм» во второй половине ХХ века стало несмываемым пятном, от которого очень сложно отчистить свою репутацию. Часто фашистами именуют современных белорусских националистов. Но при этом немногие знают о том, что в 1930-х белорусские фашисты существовали на самом деле. И даже были объединены в партию во главе с «фюрером» — Фабианом Акинчицем.
Вернее, поклонники Акинчица именовали себя не фашистами, а национал-социалистами (нацистами). На нынешний взгляд, разницы никакой, а для 1930-х – разница значительная. Фашизм тогда считался сугубо итальянским политическим явлением и сильно отличался от германского национал-социализма. И то, что белорусы выбрали в качестве «первоисточника» именно немцев, говорит о многом…
Но сначала о «фюрере». Родился Фабиан Акинчиц в январе 1886 года в деревне Акинчицы возле Столбцов (ныне территория бывшей деревни находится в границах города), в состоятельной семье. Получил хорошее образование – в 1913-м закончил юрфак Петербургского университета. К этому времени он уже несколько лет как состоял членом партии эсеров. Где и как именно Акинчиц провел бурные 1917-20 годы – точных данных нет, те, которые сохранились, противоречат друг другу. С 1923-го он жил на родине, недалеко от Столбцов, и учительствовал в деревне Засулье. В 1926-м переехал в Вильну и начал политическую деятельность — вступил в ряды Белорусского крестьянско-рабочего общества и в краткий срок занял в этой организации руководящую роль. Но поскольку в межвоенной Польше любая форма самоорганизации белорусов пресекалась быстро и жестко, в январе 1927-го Акинчица арестовали и посадили на шесть лет.
Впрочем, три года спустя Фабиан вышел по амнистии и продолжил бурную деятельность: состоял в редакциях газет «Наперад», «Народны звон» и «Беларускi звон», вступил в белорусскую организации «Центросоюз», затем пытался создать в Вильне пропольское «Возрождение», а в родных Столбцах – Белорусское товарищество добродеятельности, в статусе председателя которого в 1934-м вошел в состав виленского Белорусского национального комитета…
Но еще до этого, в 1933 году, Акинчиц отметился созданием в Вильне новой партии – Белорусской национал-социалистической. Название – почти калька с НСДАП (Национал-социалистической Германской рабочей партии), но Акинчиц вынес название «Белорусский» вперед, а эпитет «рабочая» просто опустил. Почему именно 1933 год – понятно: как раз в январе этого года нацисты пришли к власти в Германии, и интерес к их идеям был в Европе поистине огромным.
У истоков нового движения наряду с Акинчицем стояли и другие белорусские фашисты. Так, Владислав Козловский (1896, Залесье, Гродненская губерния – 1943, Минск) претендовал на роль «белорусского Геббельса». Этот экс-поручик Войска Польского, поэт и публицист мнил себя главным идеологом белорусского нацизма. За это право с ним первое время конкурировал рано умерший Альбин Степович (1894, Виленская губерния – 1934, Вильна), тоже творческая личность – музыкант и поэт (кстати, именно он является автором песни «Саука ды Грышка», которая до сих пор считается народной). К ветеранам партии относился Лявон Дубейковский (1869, Могилевская губерния – 1940, Вильнюс), в 1918-м считавшийся «правительственным архитектором» БНР, а если серьезно – и в самом деле архитектор, много строивший в России, Польше и Белоруссии (до сих пор стоит построенный им в 1929-м Петропавловский костел в Дрисвятах). Явные симпатии партии высказывал даже депутат польского сейма Кастусь Юхневич (1896, Витебская губерния – 1971, Браслав)… Одним словом, компания подобралась яркая и даже небесталанная. С одним «но» – их идеалом был Гитлер.
У германских нацистов белорусские заимствовали основную идею: главные враги белорусов – это евреи и большевики. Белорусы должны освободиться из-под власти поляков и Советов и создать собственное мононациональное государство, где будет единственный язык и историческая символика (та же, что и в БНР). Инакомыслие будет жестоко подавляться. Все эти идеи излагались на страницах партийного журнала «Новы шлях», редактором которой стал Владислав Козловский. Выходил журнал с ноября 1933 по ноябрь 1937 в Вильне, раз в два месяца, тиражом около 500 экземпляров. Объем – небольшой, восемь страничек, в общем, даже не журнал, а журнальчик. Вышло 26 номеров, причем последние три печатались в Лиде. Финальный номер увидел свет 25 ноября 1937-го.
Во главе партии стоял «президиум Белорусского национал-социалистического актива», председательствовал в коем Акинчиц. В начале 1937-го президиум преобразовали в Центральный комитет БНСП – явно по советскому образцу. Партийную программу издали в 1936-м. В ней подчеркивалось, что будущее Белоруссии обязано быть не капиталистическим, но социалистическим (естественно, в «гитлеровском» понимании этого слова), а политический идеал – «независимая и объединенная белорусская держава в ее этнических границах».
Насколько самостоятельным был Акинчиц в своей деятельности? Существует версия, что и он, и вся БНСП были «проектом» германской разведки. Якобы Акинчиц был завербован в Берлине в 1934 г. и обязался создать под видом своей партии сеть германских резидентур в Польше. Насколько это соответствует правде – судить сложно, но, во всяком случае, можно быть уверенным в том, что финансами немцы помогали белорусским «коллегам» чисто символически, иначе тиражи «Нового шляха» были бы другими.
Можно только представить себе, каким чудовищным было бы Белорусское государство, скроенное по лекалам Акинчица и его подельников. Вероятнее всего, оно напоминало бы Хорватию времен Анте Павелича (1941-45) – страну, вызывавшую ужас даже у германских нацистов. И можно только радоваться тому, что, во-первых, на бредовые идеи Акинчица повелось только очень небольшое количество человек – около пятисот, а во-вторых, что польские власти в октябре 1936 г. запретили проводить съезд БНСП, а год спустя – вообще запретили деятельность партии в 150-километровой зоне от польско-советской границы (т.е. практически во всей Западной Белоруссии). Поводом послужило то, что белорусские нацисты активно пытались выйти на контакт с германскими.
Впрочем, сам «фюрер» Акинчиц не терял надежды быть полезным своему главному идеалу – Гитлеру. И в 1939-м эмигрировал из Польши в Германию. В июне 1939-го на нейтральной территории, в вольном городе Данциг (ныне польский Гданьск) он организовал и провел совместную конференцию представителей Зарубежной организации НСДАП и белорусских нацистов. Известно об этом сборище очень мало, но, судя по всему, речь шла о том, что немцы обещали белорусам поддержку в их «незалежницких» надеждах в обмен на помощь во время грядущей германо-польской войны. Однако на практике это ничем не обернулось – «помощь» во время разгрома Польши немцам не понадобилась, а после подписания пакта с Москвой любые попытки подрывной деятельности против СССР в рейхе были запрещены.
К этому времени Акинчиц уже имел пост главы Белорусского бюро при Рейхсминистерстве народного просвещения и пропаганды. Впрочем, его суетливые попытки стать в нацистской Германии кем-то значимым никакого успеха не имели – он был в глазах немцев слишком мелкой и неинтересной сошкой, чтобы доверять ему что-то действительно важное. В 1940-м он возглавил Белорусский комитет в оккупированной Варшаве, а затем – Вустровскую школу пропагандистов, куда направляли советских военнопленных. Выпускники этой школы в 1941-43 гг. занимали административные посты в оккупированной Белоруссии. Поименно известны лишь 18 курсантов этой школы.
С началом Великой Отечественной Акинчиц, как и следовало ожидать, оказался в первых рядах коллаборационистов, тем более что его задушевный друг и соратник по партии, наци номер 2 Владислав Козловский возглавил в Минске редакцию «Беларускай газэты». Как и раньше, Акинчиц претендовал на лидерство в белорусском коллаборационизме и носился с идеей создания неких «самодеятельных» молодежных отрядов белорусских СС, которые, по его мысли, должны были заниматься борьбой с партизанами. Однако он опоздал – когда в феврале 1942-го Акинчиц с 70 выпускниками своей пропагандистской школы прибыл в Минск, все хлебные места были уже разобраны. Нечто подобное «молодежным СС» удалось создать лишь в одном районе Белоруссии – Глубокском; в июне 1943-го эта часть влилась в состав СБМ.
Именно на квартире Козловского, располагавшейся на третьем этаже здания на площади Свободы, Акинчиц и встретил свою бесславную смерть. Произошло это в 7 часов утра 5 марта 1943 года. Причем убить в тот день предполагалось именно Козловского.
О ликвидации Акинчица известно из отчета агента НКГБ СССР «Иванова» — А.Л.Матусевича, внедренного в редакцию «Беларускай Газэты» под прикрытием секретаря. Вот строки из его отчета: «…я с т.Страшко (я — с добытым мною ранее наганом, он — с пистолетом, взятым в партизанском отряде) поспешили на 3-й этаж. Перерезав телефон и разложив по столам написанные нами партизанские листовки вместе с обращением тт. Пономаренко, Наталевича и Былинского, мы поспешили на квартиру Козловского. В одной из комнат обнаружили уборщицу, которую силой оружия заставили молчать и, уходя, закрыли ее на замок. Начали стучать в квартиру Козловского, который живет на 3-м этаже, рядом с редакцией. К нашему счастью, в квартире оказался еще не успевший уехать в Берлин и сам Акинчиц. После двух-трех вопросов он открыл нам дверь. Войдя в квартиру, я быстро прошел во вторую комнату, чтобы проверить, нет ли там еще кое-кого из опасных гостей. В квартире оказались только двое — Акинчиц и Козловский. Тогда я, продолжая начатый разговор о своем якобы отьезде на работу в г. Барановичи, вышел в переднюю комнату и подал сигнал: «Ну, Гришка, начинай». В этот момент т.Страшко сделал выстрел в Акинчица и поспешил в другую комнату, где был Козловский… Услышав выстрел, Козловский схватился за свой револьвер и после того, как пистолет т. Страшко при производстве выстрела отказал (получился перекос патрона), начал стрелять в нас из своей комнаты. Размышлять уже было некогда, так как вся операция проводилась на глазах полиции и немцев (помещение полиции находилось на расстоянии 10 м, на втором этаже дома редакции, где производилась наша операция, жили немцы, и во дворе стоял их пост). И мы поспешили уйти».
Итак, Акинчиц пал от рук партизан Григория Страшко и Алеся Матусевича. «Фюрер» белорусских нацистов был убит, а вот Владиславу Козловскому тогда удалось уцелеть. Впрочем, возмездие настигло его скоро – партизаны застрелили его 13 ноября 1943-го, прямо в редакции его газеты. Поэтесса Наталья Арсеньева (та самая, которой так гордятся современные националисты), успела лишь закричать: «Держите, держите его! Это тот бандит, который убил Козловского!» Но было уже поздно…
Похоронили Акинчица только 15 марта 1943-го – на десятый день после смерти. Похороны состоялись на Военном кладбище Минска. Ни одна минская оккупационная газета не написала про убийство Акинчица и не разместила его некролога – немцы решили не «рекламировать» деятельность советских агентов в городе…
Несмотря на то, что из отчета агента вроде бы понятно, кто именно убил лидера белорусских нацистов, до сих пор муссируются и «альтернативные» версии о том, кому была выгодна его гибель. Якобы он «перешел» дорогу лидеру Белорусской народной самопомощи Ивану Ермаченко. Или же это была месть за расстрелянного нацистами ксёндза Винцента Годлевского. Без всякой симпатии относился к Акинчицу и гауляйтер Кубе. Но это по большому счету и неважно. Важно, что белорусский нацизм так и не родился на свет всерьез, оставшись уделом группки маргиналов…
…Идут годы, многое забывается, многое переосмысливается, и сегодня имена некоторых белорусских нацистов снова на слуху. Так, в 2016-м к «юбилею» Владислава Козловского некоторые белорусские издания додумались разместить жалостливые материалы о «талантливом литераторе и публицисте». При этом его стояние у истоков белорусского нацизма даже не скрывается. Но остальные «патрыёты», носившие свастику еще в 1930-х, к счастью, забыты прочно и извлекать их с помойки белорусской истории никто не собирается. Глубоко символично, что могилы Фабиана Акинчица на Военном кладбище Минска и Владислава Козловского – на Кальварийском затерялись. И слава Богу, пока никто не додумался искать их и воздавать дань памяти первым белорусским фашистам…
Игорь Орлович
Источник: «Телескоп»
