Анатолий Матвиенко: Сколько лет Беларуси – сто или тысяча?

Ответ на вопрос, поставленный в заголовке статьи, зависит от формулировки, что же такое Беларусь.

Если рассматривать Беларусь как государственное образование, то история современной белорусской государственности начинается с января 1919 года, с провозглашения ССРБ, и включает одно важное событие предыстории – Первый Всебелорусский съезд декабря 1917 года. Нам как государству в текущем году исполнилось сто лет.

Но очевидно, что национальное государство создаётся только при наличии предпосылки – соответствующей нации, а формирование нации длится десятилетиями и даже столетиями. «Дня рождения» у неё не бывает, потому что нельзя определить момент, когда этническая группа осознала себя нацией.

У нас особенная ситуация. Самосознание белорусов на рубеже XIX и XX веков просыпалось медленно, вяло, с отставанием от соседей. Делегаты Съезда собирались в условиях Первой мировой войны, частичной оккупации территории, массовой миграции белорусских беженцев в центральные области России, когда значительная часть потенциального электората даже не была осведомлена о намечавшемся провозглашении государства. Фактически Съезд – самодеятельность патриотически настроенной верхушки нашего общества, разделявшей национальные взгляды. А ССРБ была сформирована волевым решением большевистского руководства. Если бы не отцы-основатели государства и дальновидная позиция Иосифа Сталина по национальному вопросу (не путать с другими его сомнительными «заслугами» в нашей истории), в тот момент Беларусь как государство не состоялась бы.

Но ещё известна Беларусь как страна, то есть территория, населённая народом с явным преобладанием одного этноса, господствующей религией, общим языком (скорее – группой языков), сходными чертами менталитета и культуры, народ этот объединён историей, самосознанием, верой в свою отличность от соседей, в собственный уникальный жизненный путь.

В дискуссиях по национальному вопросу некоторые любят ссылаться на генетические аргументы. Если белорусы – потомки балтов, то мы – европейцы, считают историки бело-красно-белого толка, чем существенно отличаемся от хромосомно диких азиатов-россиян. Недавно мне на глаза попалась публикация с оппозиционного сайта belsat.eu, размещённую там информацию проверить не могу, привожу её в оригинальном виде. Там утверждается:

«Для 87,9% пользователей сервиса MyHeritage из Беларуси на генетическом уровне характерен балтский этнос, для 86,4% – восточноевропейский, на третьем месте – балканский (56,6%). В 6,6% пользователям из нашей страны присущи гены, характерные для евреев, 2,5% – скандинавов, 2% – ирландцев, шотландцев и валлийцев, по 1,5% – для северо- и западноевропейцев, финнов и выходцев из Центральной Азии, 1% – для жителей Западной Азии».

Вряд ли количество граждан, обратившихся к сервису MyHeritage, достаточно репрезентативно, и вряд ли их представительство соответствует правилам случайной выборки при статистических исследованиях. Далее цифры, что у абсолютного большинства жителей Беларуси присутствуют гены и балтов, и восточноевропейцев, т.е. восточных славян, не означают, что у некого усреднённого белоруса половина предков – литовская, половина – славянская, речь только о присутствии признаков наследственности. Представьте на секунду, литовский шляхтич задрал подол полоцкой крестьянке, и через пять-семь поколений у большей части деревни присутствуют балтские гены. Дамы из высшего литовского света тоже, наверно, иногда забавлялись с конюхами, но такие адюльтеры, если и были, вряд ли носили массовый характер. Что мужчине простительно и даже похвально, женщине – грех. Средневековье!

Подытожим: современное население Беларуси происходит от смешанных предков. Дистанцироваться от россиян генетические аргументы не позволяют, любые выпады против русских как нации автоматически бьют и по нам.

Здесь, в Беларуси, правили русские, поляки, литовцы, отметились во властных структурах горячие кавказские парни вроде Лаврентия Цанавы, молдаване как Михаил Фрунзе. Оставили свой отпечаток на генофонде кайзеровские и нацистские вояки в виде обречённых на безотцовщину светлоголовых ребятишек. Общее – разве что принадлежность к европеоидной расе. Будем откровенны, выросший в Беларуси потомок эфиопских студентов, даже говорящий на мове лучше автохтонов, не смотрится белорусом, как ни проявляй толерантность. Говорю это без капли расизма. Всё же люди одной нации, по идее, должны иметь внешнее сходство, как славяне и балты.

А жившие здесь тысячу лет назад, до литовского нашествия, были ли они белорусами?

Давайте оставим за скобками само название страны – Белая Русь (позже – Беларусь), привнесённое извне на земли, в то время принадлежащие Великому княжеству Литовскому. Я бы вообще не заострял внимания на наименование страны и государства, с течением времени у многих оно менялось. Тем не менее, мало кто сомневается, что народ современного Ирана – наследник народа Персии. Вопрос в другом. Есть нынешнее население РБ – этнические белорусы и «обелорусившиеся», т.е. живущие здесь и принявшие местную ментальность, образ жизни, принадлежность к этой стране и этому народу. Насколько корректно считать нас и современников Ефросиньи Полоцкой одним и тем же народом?

Понятно, что в пределах одной нации люди меняются значительно за несколько веков, современные евреи весьма отличаются от сефардов с Пиренейского полуострова до их изгнания. Но всё же, насколько требуется сохранение внешних признаков, культурных традиций, религии, языка и других идентификационных черт, чтобы говорить о преемственности?

До периода литовской гегемонии, сменившейся огульной полонизацией, жители княжеств на территории современной Беларуси обладали признаками восточных славян, православных, с явными пережитками языческой культуры. Язык – один из восточнославянских диалектов, на пути торгового пути «из варяг в греки» унификация языка была на удивление высокой, население достаточно подвижным. Позволю себе предположить, что, выступи полоцкие князья объединяющей силой как московские или литовские, состоялось бы некое государственное образование, полностью независимое или в плотном союзе с кем-то, от которого протянулась бы ниточка преемственности до современной Республики Беларусь.

Эту потенциальную ниточку оборвали балты, потомки Миндовга. Литовская гегемония на какое-то время характеризовалась приближением к славянству принятием православной веры и русского языка, но затем именно эта шляхетско-литовская верхушка совершила поворот на запад, заплатив национальным суверенитетом, пожертвовала русским языком, выведенным из официального оборота. Литва, формально вошедшая в Речь Посполитую чуть ли не наравне с коронными польскими землями, быстро скатилась до провинции в унитарном государстве, что и было закреплено законодательно на излёте существования первой Республики Польской. Литовцы и русские из земель бывшего Великого княжества Литовского утратили православную веру, перекрашенные в католическую униатскую. Пропали идентификационные признаки этноса. Строго говоря, все стали поляками, наравне с ляхами и мазурами. Ну, разве что второго сорта, провинция-с.

Интересно, что в результате ополячивания и русификации, последовавшей за разделами Речи Посполитой, потерю национальной идентичности ощутили не только потомки русского населения бывшего ВКЛ, но и литовцы. Великие литовские деятели культуры и просвещения, такие как Йонас Басанавичюс и Винцас Кудирка, выступали за пробуждение национального самосознания, свободного и от польского, и от русского влияния. Они и заложили основы современной Литвы, балтского национального государства.

В силу множества причин на наших землях эти же процессы начались позже, в преддверии Первой мировой войны и во время неё, то есть в не самый подходящий период.

И так. Предки современных литовцев пережили этап полонизации, в XIX веке произошёл национальный ренессанс с возвращением к народному языку. Религия осталась католическая, т.е. по факту – польская.

Предки современных белорусов пережили в большей степени, чем литовцы, генетическое смешение с представителями других народов, в час литвинизации и полонизации утратили православную веру и в значительной мере – русский язык. Затем подвергались русификации и насаждению нового варианта русского языка (современного), вновь пришло православие. То есть национальная идентичность предков белорусов подвергалась гораздо большим испытаниям, чем у литовцев, поляков и русских. Что и объясняет размытость национального самосознания в начале ХХ века.

Утраченный русский язык времён ВКЛ возрождён в виде белорусского путём искусственного синтеза нескольких народных говоров и не стал господствующим на этой территории, до Второй мировой войны разделяя ареал обитания с русским, польским языком и идиш, после войны первенство захватил современный русский, т.е. российско-московский вариант нашего общего языка.

Выходит, культурная и духовная преемственность с народом древних восточнославянских княжеств прервана. Плоды польского и литовского влияния изжиты. Отличительные признаки от русских мы только ещё нарабатываем и укрепляем, употребляя преимущественно один и тот же с ними язык. Генетически белорусы – мешанка кровей и народов, населявших эти земли или воевавших тут. Поэтому не получается назвать жителей древнего Полоцкого или Витебского княжества белорусами. Одно только совпадение по территории проживания – маловато… И рассуждения о формировании белорусского народа в русле общеевропейских процессов позднего Средневековья рассчитаны, по-моему, только на легковерных. Наш народ, на самом деле, сформировался много позже, не в рамках ВКЛ и Речи Посполитой, а в «тюрьме народов», по известному выражению Владимира Ульянова, т.е. в Российской Империи, получил своё выражение в государственном образовании благодаря большевикам и благодаря же им, точнее – некомпетентности их последователей в «перестроечный» период, обрёл независимость.

Но народ – не женщина, это женщин древний возраст не украшает, нация кажется круче, если у неё многовековая история. Поэтому кой-кому очень хочется совместить несовместимое, впихнуть невпихуемое и вообще натянуть сову на глобус, лишь бы доказать: мы – древняя нация!

А раз на месте Беларуси некогда располагалась часть Великого княжества, давайте соврём: ВКЛ – и есть белорусское государство.

Как говорил Станиславский – не верю. Мало кто верит. Ничего, я подскажу. Тем более что история – наука не точная, политизированная, охотно переворачивается на другой бок по команде.

Так вот, существует опробованная модель обоснования древности народа, я бы назвал её реставрационной. Опробована на евреях. Разбрёлся народ израилев из Земли Обетованой, утратил язык богоизбранной нации, нашлись Жаботинский и уроженец Беларуси Перельман, обосновали идею воссоздания государства Израиль, всё у них получилось.

Конечно, единство еврейской нации – вещь достаточно эфемерная, чтобы убедиться, прокатитесь в Израиль, кто ещё там не был, благо у Беларуси с этим государством безвиз, и самолёт из Национального аэропорта летает в Бен-Гурион без пересадки. Тем не менее, у евреев сохранились национальное самосознание, идентичность, призыв об Алии упал на благодатную почву.

Ровно так же стоит сочинить красивую легенду о возрождении древней Беларуси, той, что от Кирилла Туровского, Ефросиньи Полоцкой, Всеслава Чародея, на время оказавшейся под гегемонией (мультикультурным влиянием, гнётом, оккупацией – тут кто на что горазд) чужаков и вновь явившейся миру в январе 1919 года. Предположим, что белорусы «ушли в тину» как евреи, но не забыли, что они – особенные. Отличные от литовцев и поляков. И даже чуть-чуть от русских. Готовые в подходящий миг крикнуть миру: мы есть, мы никуда не исчезли. Возможно, придётся навалить три короба вранья. Всё равно, это выглядит достовернее и находится гораздо ближе к исторической правде, чем отождествление белорусов с литвинами из Великого княжества Литовского.

Тогда, с известной долей натяжки, историю белорусов как восточнославянского народа можно будет отсчитывать с самых древних времён, тысячу лет назад и даже раньше, признав литовско-польский перерыв и большевистскую реставрацию.

Иначе не получается.