Анатолий Матвиенко: Грустная годовщина освобождения

В белорусско-польских отношениях, достаточно сложных, сейчас переживающих некоторое потепление, но чаще всего натянутых, есть несколько камней преткновения историко-политического плана. Разная трактовка отдельных фактов приводит к напряжённости и не способствует взаимопониманию.

17 января исполнится 73 года со дня освобождения Варшавы от нацистских оккупантов частями Красной Армии и Войска Польского, состоявшегося зимой 1945 года. Варшавско-Познанскую наступательную операцию провёл 1-й Белорусский фронт.

В январе 2018 года наступит годовщина освобождения Варшавы войсками 1-го Белорусского фронта, которым командовал «белорусский поляк» Константин Рокоссовский. Белорусский – потому что его мама была белорусской, она родом из Телехан, Брестская область современной Беларуси. Хотя названия фронтов «1-й Белорусский», «2-й Украинский», «1-й Прибалтийский» ни в коей мере не отражают национальный состав военнослужащих, во всех преобладали русские и встречались представители большинства народов СССР, именно под командованием Рокоссовского белорусов было особенно много: в его ряды влились бойцы белорусских партизанских отрядов.

Но я очень сомневаюсь, что поляки вспомнят русских и белорусских освободителей, а также воевавших с ними в одном строю соотечественников. Польские власти и послушно им подпевающая белорусская оппозиция предпочитают муссировать другие факты: отказ Красной Армии оказать помощь Варшавскому восстанию в августе 1944 года и последовавшее позже насаждение просоветского режима, просуществовавшего вплоть до «перестройки» и краха горбачёвских реформ в СССР. О втором – отдельная тема разговора, сейчас хочу мысленно вернуться в страшные дни сорок четвёртого, когда на улицах Варшавы погибло свыше двухсот тысяч человек – бойцов Армии Краёвой и нонкомбатантов.

Наша официальная история (её краткий вариант, изложенный в учебниках) повторяет российско-советскую версию о невозможности продолжить наступление и захватить Варшаву из-за истощения ресурсов 1-го Белорусского фронта в ходе операции «Багратион» по освобождению Беларуси. Польские историки вменяют в вину командованию Красной Армии политические мотивы отказа в помощи повстанцам из-за подчинённости воевавших варшавян находившемуся в Лондоне правительству в изгнании.

Если российские представители власти достаточно ограничены в маневре по объективным причинам, и у России нет причин особо утруждаться для улучшения отношений с Польшей, для белорусов западная соседка имеет гораздо большее значение. Выходит – необходимо встречаться, обсуждать, спорить, искать точки соприкосновения, зону непримиримых противоречий сводить до минимума. А до этого самим разобраться, сначала в виде научного анализа, а потом и в формате публичных заявлений высших должностных лиц белорусского государства, что же на самом деле произошло в те трагические месяцы.

Как известно, польское правительство в изгнании объявило войну СССР в связи с «освободительным походом Красной Армии» в сентябре-октябре 1939 года, необходимым с военной точки зрения, но абсолютно неправомерном с точки зрения международного права. Впрочем, с началом Второй мировой войны действовало преимущественно одно право – сильного. Впоследствии лондонские поляки смягчили позицию и признали за СССР статус «союзник нашего союзника», однако никаких прямых контактов с московским руководством ими не поддерживалось вплоть до августа 1944 года, когда началась танковая битва при Радзимине, а в Варшаве вспыхнуло упомянутое восстание.

Надо добавить, что перед 1-м Белорусским фронтом Рокоссовского ставились самые масштабные задачи в операции по освобождению Беларуси, но всё же ограниченные: быть «левой клешнёй» в операции по окружению немецких войск восточнее Минска, успехом считалось бы продвижение вглубь белорусской территории до двухсот километров и замыкание котла после встречи с «правой клешнёй». Соответственно, на этих расчётах строилось снабжение войск, определялось количество топлива, боеприпасов, продовольствия, медикаментов и многого другого. Вычислялся ресурс техники. К примеру, годом ранее 5-я гвардейская танковая армия, совершив 300-километровый марш от Воронежа к Прохоровке, потеряла отставшими около трети бронетехники, а штурмовавшие позиции «Лейбштандарта» советские Т-34 в большинстве своём находились в предаварийном состоянии, настолько мал был запас ресурса боевых машин, выпущенных в адских условиях военной поры.

Однако в сорок четвёртом советские войска уже к концу июля прорвались к Висле, многократно выкатав положенный ресурс техники, расстреляв боезапас, спалив топливо. Отставала авиация: после изнурительно-напряжённого графика самолетовылетов над Беларусью были изношены двигатели. Как часто случалось при стремительном наступлении, наземные службы просто не успевали готовить аэродромы ближе к удаляющейся линии фронта.

Законы войны непреложны: протяжённость коммуникаций у обороняющихся сокращается, у наступающих растягивается, и наступает момент, когда тыл не в состоянии снабдить атакующие части пополнением и материальными ресурсами в достаточном количестве, зато обороняющиеся крепнут. Так захлебнулись многие блистательные поначалу компании, от наполеоновского марша на Москву до гитлеровского к Волге и Кавказу. 1-й Белорусский фронт оказался в затруднительном положении, что показали тяжёлые бои под Варшавой, и Рокоссовский опасался повторить неудачу Тухачевского, позорно проигравшего битву за польскую столицу в 1920 году после, казалось бы, триумфального наступления.

Но 1 августа в тылу у немцев поднялось восстание польских патриотов, совершенно не согласованное с командованием Красной Армии и 1-го Белорусского фронта. Печальные итоги этого восстания, боль по сотням тысяч погибших людей, причём – без заметного ущерба для нацистов, порождают вопрос: действительно ли у 1-го Белорусского фронта был окончательно исчерпан наступательный порыв? Ведь до восточных пригородов Варшавы оставались считанные километры! И отчаянным усилием, собрав последние полуживые «тридцатьчетвёрки» и «валентайны», на последних каплях топлива, расстреливая последние снаряды и устилая путь трупами своих и чужих, 2-я танковая армия и 28-я армия имели умозрительную возможность пробить коридор к повстанцам… Но этого не произошло. Без советской поддержки восстание было подавлено.

Естественно, роковой для варшавян приказ о прекращении наступления Рокоссовский отдал с санкции Сталина. Теперь и нам, белорусам, и россиянам, вместе наследующим и славу, и позор советского периода, наряду с народами других постсоветских республик, нужно с трезвой головой оценить: сколько в том выборе было политики и сколько военной необходимости.

Сталин, а свои решения он принимал после заслушивания мнений армейского генералитета, неоднократно в течение войны действовал согласно политической необходимости. Классическим примером является перенос на 7-10 дней даты начала Висло-Одерской операции после знаменитого письма Черчилля. Осенью и в начале зимы 1944 года на советско-германском фронте наступила оперативная пауза, основную тяжесть войны на суше (тем более – на море и в воздухе) несли западные союзники, и после декабрьской победы над немцами в Арденнах британский премьер вежливо поинтересовался: не пора ли и вам повоевать? Союзнические отношения с британцами и американцами были для СССР приоритетными. Тем более – коммунисты рассчитывали установить лояльные им режимы на освобождённых от нацистов территориях. Поэтому решение Ставки Верховного Главнокомандования в январе 1945 года было закономерным и оправданным.

А что получил бы Советский Союз, если бы ценой жизни десятков тысяч военнослужащих (это – минимум!) Варшава была бы освобождена в августе? И без гарантии, что удержана…

И так, Сталин бросил повстанцев без поддержки, которую, кстати, советская сторона им заранее не обещала.

Надо добавить, что далеко не только поляки и белорусская оппозиция кипят возмущением по данному поводу, невзирая на давность лет. В России также раздаются голоса либерально-настроенной интеллигенции, исполненные праведного гнева. «Преступление по отношению к Варшавскому восстанию — это преступление, как против польского, так и против русского народа. Над этим преступлением еще не состоялся суд людской, но исторический суд над Сталиным и его окружением неизбежен». Это написал обозреватель российского журнала «Школа жизни», публикующийся под псевдонимом, подобных высказываний в Рунете – множество.

История не знает сослагательного наклонения, но всё же… Допустим, Рокоссовский отбросил немцев от Варшавы, столицу под контроль взяла Армия Крайова. И что дальше?

Сейчас известны намерения лондонского польского правительства: восстановить в Польше свою власть, независимую от советского воинского контингента, всячески препятствовать советизации Польши, бороться за восстановление восточной границы с СССР по условиям Рижского договора, т.е. существовавшей до 17 сентября 1939 года. Антисоветские настроения паньства не составляли секрета для московского руководства. Более того, 8-9 августа глава польского правительства в изгнании Станислав Миколайчик прилетел в Москву и уговаривал Сталина продолжить наступление, при этом, совершенно потеряв чувство реальности, отказался взаимодействовать с просоветскими польскими формированиями и требовал возврата Западной Беларуси… Сталин уже располагал информацией, что отряды Армии Крайовой, оказываясь в тылу советских войск, ведут себя нелояльно. И наглые претензии Миколайчика создать в советском тылу огромную враждебную зону, причём – ценой дополнительных жертв и неоправданного риска для 1-го Белорусского фронта, выглядели безумием. Поэтому Верховный ограничился весьма сдержанными обещаниями и с их выполнением не торопился.

Выглядит абсолютной нелепицей утверждение, что приказ о переходе к обороне войск Рокоссовского был издан в пику варшавским патриотам. Это – чушь. 2-й танковой армии приказ об обороне был отдан в 04-10 в ночь на 1 августа, до начала восстания и примерно за сутки, как о нём узнали британские и советские лидеры.

Георгий Жуков и Константин Рокоссовский доложили Сталину, что войска 1-го Белорусского фронта после некоторой передышки и пополнения будут способны нанести удар в направлении Варшавы. Но ради чего Ставка могла бы принять решение бросить столь дефицитные резервы к Варшаве, внятного объяснения нет. В эти дни разворачивалось сражение за Сандомирский плацдарм, ключевой для южного фланга при наступлении на Германию, именно там советским танкистам предстояло впервые встретиться с «Королевскими тиграми» и отбить отчаянные попытки немцев сбросить в Вислу войска 1-го Украинского фронта. Приближалось начало Яссо-Кишинёвской операции. Проблемы Варшавы с её амбициозными и антисоветски настроенными генералами отошли на второй план.

Потом вмешательство Красной Армии всё же состоялось, но силами лишь нескольких батальонов, неспособных переломить ход событий.

Что же на самом деле считать преступлением по отношению к варшавскому восстанию, о чём так пафосно заявил неизвестный мне публицист? Думается, что самым тяжким преступлением был приказ о его начале, основываясь лишь на сообщениях о динамике продвижения 1-го Белорусского фронта, без учёта реалий. Правительство Миколайчика как фишку в рулетке бросило жизни сотен тысяч варшавян на игровой стол, руководствуясь, в первую очередь, чисто политическим расчётом и стремлением захватить власть после изгнания нацистов. Когда выяснилось, что ставка – проигрышная, Миколайчик и компания не пожелали «поступиться принципами», приняв условия Сталина, и окончательно обрекли соотечественников на смерть.

Да, кремлёвский лидер тоже руководствовался политическим расчётом, но, в отличие от лондонских недотёп, тот расчёт Сталин сделал верно.

Интересно, что советскую версию о военной невозможности спасти варшавское восстание больше всего поддерживают немецкие историки: контрудар 1-3 августа против 2-й танковой армии Рокоссовского они считают выдающейся победой германского оружия, предопределившего крах Армии Крайовой.

В общем, есть предмет для обсуждения. Но каких-то сведений о научных «круглых столах» между белорусскими и польскими исследователями Второй мировой войны с дискуссией о варшавском восстании я не обнаружил в Сети, быть может – просто плохо искал. Важнее даже не мнение историков, а общественное, которое формируют шоумены, писатели и журналисты. Надо сказать правду: в решении советского руководства не наступать на Варшаву в августе 1944 года есть рациональная и военная, и политическая подоплёка, причём Миколайчик сделал всё, что в силах человеческих, чтобы укрепить намерение Сталина бросить варшавян на произвол судьбы.

Я ни слова не скажу в оправдание политическому обскурантизму Станислава Миколайчика и Тадеуша Коморовского (второй – командующий Армией Крайовой), обрёкших сотни тысяч поляков на верную гибель, оба этих деятеля сами благополучно дожили до капитуляции Рейха. Но вот обычные граждане, среди которых были и выходцы из белорусских земель, поднявшиеся на борьбу с оккупантами, заслуживают самого искреннего, глубокого уважения. Вечная им память…

Анатолий Матвиенко