Анатолий Матвиенко: Национал-патриоты или бандиты?

Непроглядная темень зимней ночи… Американский «Дуглас» с красными звёздами на бортах, тревожно урча моторами, казалось, завис в безвременьи между чёрной землёй и плотными облаками, без единого огонька в поле зрения – ни вверху, ни внизу.

Прямо по курсу проступили три оранжевых точки, три костра – знак посадки. Началось самое тревожное: встретят ли лётчиков объятия партизан, или это ложный знак, а за соснами изготовились фрицы в компании местных бело-красно-белых отморозков… А ещё возможно, что партизаны в силу своей обычной расхлябанности плохо расчистили полосу, самолёт увязнет стойками шасси на пробеге, клюнет носом, а то и скапотирует, грохнувшись на спину, – лётный экипаж если даже не погибнет, но останется партизанить, вернуться на аэродроме не на чем.

Выгрузка боеприпасов, продовольствия и медикаментов – дело всегда было весёлое. Партизаны балагурили, охотно делились с летунами банками американской тушёнки, спиртом, могли ТТ подарить, это на базе ящики запечатывались и пребывали под строгим надзором, за линией фронта всё иначе. И непременные сто грамм за здоровье и с пожеланиями счастливого пути, пока в освободившийся фюзеляж заносили раненых, вели детей из местных деревень. Водка или даже более крепкая самогонка не пьянили, настолько велико было нервное напряжение в этих вылетах. Проведя на белорусской земле менее часа, пока не остыли двигатели, «Дуглас» снова взмывал в ночь.

И ещё. Охраняя импровизированную взлётно-посадочную полосу партизаны, подчинённые штабу партизанского движения, опасались нападения не только немцев и бело-красно-белых негодяев. В окрестностях водились другие вооружённые формирования, не поддерживавшие ни оккупантов, ни Красную Армию, стычки с ними также были нередки. Особенно часто с партизанами схлёстывались отряды польской Армии Краёвой.

Это рассказывал мой отец, ветеран Второй мировой войны, стрелок-радист ВВС Красной Армии.

Я сознательно самые крупные наземные сражения в истории человечества, бушевавшие на советско-германском фронте, именую Второй мировой, а не Великой Отечественной войной. Потому что война – она всегда как минимум двусторонняя. Для германцев, их союзников и всякого бело-красно-белого отребья она никак не была «Великой Отечественной войной советского народа против немецко-фашистских захватчиков».

К зарисовке о вылете «Дугласа» в немецкий тыл добавлю, что не везде отряды польской Армии Крайовой и другие независимые конфликтовали с советскими партизанами, известны случаи союзов и координации.

Второй эпизод, рассказанный отцом, относится к началу пятидесятых, когда он, отучившись в аспирантуре АН СССР, приехал в Минск. Его как молодого и перспективного специалиста, фронтовика, коммуниста, из безупречной партийной семьи, обязали выступить с серией агитационных лекций в Западной Беларуси. Сунув под пальто пистолет ТТ, прихваченный у партизан зимой сорок четвёртого, отец отправился в райцентр недалеко от границы с Литовской ССР.

Центральная площадь городка заполнилась людьми, но только малая их часть зашла в здание исполкома на лекцию о внутреннем и международном положении, большинство стекалось в костёл, где отпевали павших в бою «героических бойцов» антикоммунистического сопротивления.

Отец максимально скомкал лекцию – его поторапливал начальник районной милиции, надо было до темноты успеть обратно на вокзал. «Вечером запрусь дома, ставни закрою… Но я – местный, меня не тронут. Тебе лучше убраться поскорее», - сказал милиционер, и молодой специалист предпочёл не искушать судьбу.

Воспоминания очевидцев методологически относятся к наименее достоверным источникам исторической информации, почёрпнутые из них факты принимаются на веру только при всестороннем подтверждении из иных источников. Но они дают представление об эмоциональном фоне происходившего. Из рассказов отца, а также других людей, оказавшихся в Беларуси в военные и первые послевоенные годы, я сделал вывод: ни в партизанских зонах в 1942-44 г.г., где главенствовали отряды, лояльные Москве, ни в Советской Белоруссии до середины 1950-х годов население не чувствовало, что коммунистическая власть полностью контролирует обстановку. В нашей республике организованное вооружённое сопротивление было подавлено только на заре хрущёвской оттепели, в Литве позже – в начале 60-х годов.

В советское время все они именовались бандитами, различия не делались между остатками украинских пронацистских формирований, польскими и литовскими непримиримыми, белорусскими националистами – последних насчитывалось совсем не много, в литературе приводятся совокупные цифры от нескольких сот человек до нескольких тысяч (по мнению Эммануила Иоффе – порядка 3-5 тысяч). Кроме того, продолжали действовать обыкновенные криминальные банды, лишённые национальной или иной политической окраски.

К концу 1980-х годов и в начале эпохи белорусской независимости все борцы с коммунизмом вдруг начали обретать ореол героев-мучеников, пусть не в официально провозглашённой идеологии, но в многочисленных публикациях, серьёзно влияющих на общественное мнение.

Серо-коричневая и до «перестройки» с виду однородная масса вооружённых сопротивленцев вдруг дифференцировалась, действия многих антисоветчиков получили оправдания, пусть убедительные лишь для самих авторов тех оправданий. Например, подготовленные нацистами формирования для диверсионной работы в тылу советских войск назывались национально-патриотическими, рассчитанными на борьбу с коммунистами за независимость Беларуси после разгрома гитлеровцев.

Я воздержусь от описания и анализа действий Белорусской Освободительной Армии (БОА) и других наиболее крупных нелегальных вооружённых групп, действовавших на территории республики в период с осени 1944 года до середины 1950-х, это многократно сделано до меня. Мотивация западных украинцев в Полесье и поляков из Армии Крайовой, а также литовских лесных братьев вполне очевидна, она замешана на русофобии, помноженной на ненависть к коммунистическому режиму. А остальных? Об этом предлагаю подумать.

Вернёмся мысленно в прошлое, в трагический 1941 год.

Я как-то интервьюировал одного заслуженного работника образования из Гродненской области, бывшего члена КПСС, этот человек уже умер, фамилию называть не буду. Он рассказал, что самым ярким предвоенным воспоминанием у него остался парад польских улан на ухоженных, лоснящихся конях, в начищенной форме, сабли наголо… В 1939 году, когда пришли русские (да, все советские в Красной Армии были русскими, включая грузин, татар и евреев, так уж повелось, и не только в немецкой фразеологии), эти бойцы имели жалкий вид: лошадки жалкие, худые, солдатики скверно обмундированные, тощие, голодные, их старались как-то поддержать, накормить хотя бы.

Но за армией пришли орлята из НКВД, и угощать хлебом этих русских расхотелось. Нищета, репрессии… Потом заявились немцы, и снова всё стало нормально. Как при поляках, вздохнул бывший коммунист и заслуженный педагог БССР.

Как я уже говорил, слова очевидцев нельзя воспринимать буквально, тем более – сразу принимать на веру. Даже тысяча свидетелей не убедит меня, что в Генеральном округе «Белоруссия» был нормальный порядок. Хочу подчеркнуть другое – после «освободительного похода Красной Армии» и усилий НКВД по ускоренному насаждению социализма в западных землях воссоединённой страны действительно существовала мощная прослойка серьёзно пострадавших людей, готовых поддержать противников советского режима. Почти любых противников.

К концу лета 1941 года оккупационные власти, на самом деле, контролировали лишь часть захваченной белорусской территории. В лесах и в малых населённых пунктах находились сотни тысяч вооружённых граждан СССР, преимущественно объединённых в какие-то группы. Часть из них – окруженцы, сохранившие остатки военной организации – пробовали выйти на советскую территорию, так как сплошная линия фронта отсутствовала. Но тех, кто и не пытался пробиться на восток, рассчитывая переждать лихолетье на нелегальном положении, или справедливо опасавшихся репрессий за самовольное оставление обороняемых рубежей, было чрезвычайно много.

Колоссальное количество ручного стрелкового оружия и боеприпасов, оставшееся бесхозным после разгрома войск Западного особого округа (Западного фронта) в приграничном сражении, способствовало сколачиванию различного толка вооружённых группировок из штатских лиц. По свидетельству историка Анатолия Шаркова и некоторых других исследователей, в числе первых партизанских отрядов были национальные еврейские. Мужчины, понимавшие, чем грозит им самим и их семьям «окончательное решение еврейского вопроса», брались за оружие, к сожалению – абсолютное меньшинство, основная масса безропотно отправилась в гетто и лагеря смерти. Наконец, вооружались обычные маргиналы уголовного типа, неизбежная мутная примесь в любом народе. Упорядочивание партизанской вольницы, создание штаба партизанского движения, привлечение в отряды, поначалу преимущественно образованные окруженцами, добровольцев из местного населения – это всё было позже.

Такие же вооружённые формирования присутствовали в Беларуси в период её освобождения в 1943-44 гг. И если партизаны-пономаренковцы выходили из лесов, мужчины призывного возраста вливались в ряды Красной Армии или интегрировались в иные советские структуры, то с остальными дело обстояло сложнее, даже с еврейскими отрядами, в силу зоологического антисемитизма Пономаренко не причислявшимися к «народным мстителям»; часть еврейских партизан всеми правдами и неправдами пробиралась в Европу, оттуда в Палестину, чтобы продолжить партизанскую борьбу против других оккупантов – британских.

И уж конечно не горели желанием вступать в ряды Красной Армии родственники репрессированных в БССР в 1939-41 гг.
Поэтому по-человечески можно понять (но не оправдать) мотивацию людей, не распахнувших объятия освободителям. Это сейчас, в условиях свободного информационного доступа к значительной массе исторических документов того времени, пусть далеко не ко всей массе, абсолютно очевидно, что после 1944 года Беларусь не имела никакой альтернативы коммунистическому пути развития, с которого удалось свернуть только в 1991 году. И будем объективны, практически без малейших усилий со стороны белорусов; Советский Союз рухнул от внутренних противоречий, экономической несостоятельности и борьбы московских политических группировок. Что могли знать ненавидевшие большевистскую власть белорусские оппозиционеры, пережидавшие в лесах и болотах? Практически ничего. Слухи, получаемые от местных жителей. У кого имелось радио – передачи «Би-Би-Си» на русском языке, они стали регулярными с весны 1946 года, и дававшие совершенно противоположную информацию передачи советских станций. Изредка доставляемые советские газеты. Началась Холодная война, грозившая перерасти в горячую, тогда, возможно, оправдались бы надежды лесных братьев на изгнание коммунистов из Беларуси, правда – ценой такой войны и кровопролития, что лекарство получилось бы хуже болезни… Но не переросла, и перспективы вооружённого сопротивления виделись размытыми даже самым упёртым.

Наконец, что, пожалуй, важнее всего, среди основной массы населения не наблюдалось ярко выраженных антирусских и антисоветских настроений, поэтому и поддержка лесных братьев оскудела. Именно поэтому, из-за дефицита русофобии, в 1863 году на Гродненщине провалился польский мятеж с участием Винцента Калиновского, за сотню лет без малого ситуация не изменилась.

Я хочу подчеркнуть одну важную деталь. Рейсами «Дугласов» обеспечивалась лишь очень небольшая доля снабжения партизан провиантом, преобладало принудительное изъятие продуктов у населения. Называйте это продразвёрсткой или грабежом, суть не меняется. Однако конфискациям продовольствия у крестьян есть оправдание в виде необходимости питания бойцов лесного фронта. А вот что касается послевоенных вооружённых отрядов, то подобного оправдания не сыскать. И уж конечно никому не принесли добра боевые операции нелегалов, о которых с явным одобрением пишут авторы статей на ресурсах inbelhist.org или charter97.org.

С удаления в десятки лет можно с уверенностью сказать: все попытки силового сопротивления советской власти были не просто обречены на провал в силу несоизмеримости военной мощи коммунистов и повстанцев, эти попытки являлись объективно вредными для белорусов и Беларуси, вели к неоправданным жертвам, закручиванию гаек репрессий. Как ни парадоксально, наибольший вклад в построение будущего белорусского независимого государства внесли сами коммунисты. Именно в БССР происходило массовое открытие белорусскоязычных школ, стимулирование национальной белорусской культуры, совершенно немыслимое в ВКЛ и Речи Посполитой, где национальный язык был запрещён и вытеснен польским, а также невозможное в царской России с насаждением русского моноязычия. Уж тем более смешно сравнивать БССР и Западную Белоруссию до 17 сентября 1939 года. Да, нельзя забывать репрессии, физическое уничтожение интеллигенции, совпавшее по времени с уничтожением и российской интеллектуальной элиты… Но именно благодаря коммунистам, даже, я бы сказал, административной белоруссизации страны до 1991 года, мы пришли к развалу СССР с ощущением себя как отдельной нации, пусть очень близкой к русским, но всё же другой.

Националисты пробыли во власти недолго, завоевав 37 депутатских мест от БНФ из 345 мест на выборах в Верховный Совет БССР 4 марта 1990 года, этим же составом высшего органа государственной власти Беларусь встретила независимость. Народ по достоинству оценил «заслуги» так называемого «Народного» фронта: на следующих выборах в 1995 году кандидаты БНФ не получили ни единого мандата. Поражение не пошло впрок, по сей день оппозиционеры всячески прославляют, героизируют борцов с коммунизмом и проклятыми русскими, включая клоунов из БНР и их идейных последышей, лизавших пятки следующему поколению германских агрессоров. И, конечно, лесных братьев, бандитствовавших после изгнания нацистских оккупантов.

Всё, что связано с диссидентством советских времён, всё, что как-то привязано к антирусскому, антисоветскому, неизменно получает у оппозиции положительную оценку. Даже гимн «Магутны Божа» избран преимущественно потому, что символизирует непримиримость эмигрантских кругов к белорусским властям того периода, будто бы ни единое музыкальное произведение, политически нейтральное, не отвечает национальному духу в большей степени.

Глупо, да? Коль нашёлся энтузиаст-пiсьменнiк, в стенах СПБ публично предложивший назвать одну из улиц Минска в честь гауляйтера Кубе (тому не менее шести свидетелей), я бы не удивился, что национальным героем Беларуси захотят объявить и Андрея Чикатило, массово убивавшего русских, то есть, представителей «оккупационной нации».

Если говорить о моральной и политической оценке действий каждого индивидуума, выступившего с оружием в руках против Советов в 1944-1955 г.г., можно и нужно учитывать мотивацию каждого. А в целом?

Основной целью Белорусской Освободительной Армии было достижение и обеспечение в будущем независимости Белоруссии — т.е. борьба за суверенитет, который является одной из основных ценностей современной белорусской государственности, заявил Дмитрий Саврицкий в публикации на политически нейтральном ресурсе gzt-akray.by. Подобные заявления в исполнении разных авторов повторяются с удручающейся регулярностью.

Бессмысленность поползновений лже-патриотов 1940-х и 1950-х годов хоть что-то полезное сделать для Беларуси, даже ценой чужой или своей крови, очевидна, никакие высокие цели не способны оправдать их злодейства.

Поэтому, с учётом знаний нового времени о вредоносности этих сообществ, у любого разумного исследователя истории не возникает сомнений, что подпольные вооружённые формирования в Советской Белоруссии следует считать бандами, их деятельность – бандитизмом, а искоренение бандитизма благом для страны и народа. Прославление и героизация бело-красно-белого отребья неизменно влечёт логическое следствие: появление в наши дни в лесах под Минском военизированного националистического отряда, провозгласившего вооружённого борьбу со «ставленником оккупантов», а ради снабжения оружием и фуражом убивающего, грабящего милицию и магазины, тоже окажется «добрым начинанием»…