Восточное партнёрство: мифы и реальность - Артем Агафонов

Пятый саммит Восточного партнерства (ВП) прошёл в новой  ситуации, которая сформировалась вследствие очевидной политико-экономической разбалансировки в Евросоюзе (Brexit, экономическое положение в Греции, политический кризис в Испании, затянувшийся конфликт на востоке Украины, теракты, мигранты). Серьёзные политические достижения популистских сил в некоторых европейских странах (особенно в Германии и Австрии) большинство аналитиков связывают именно с этими событиями. Дело не только в том, что партии, спекулирующие на массовых фобиях и усиливающемся общественном недоверии по отношению к политическим элитам, пользуются теперь бóльшей поддержкой (еще недавно, к примеру,  сложно было представить, что «Альтернатива для Германии» сможет получить на выборах в бундестаг 12,6%). Ведущие партии вынуждены прилагать усилия, чтобы предотвратить дальнейший рост поддержки популистов, а потому стараются не выступать по проблемам, не представляющим первоочередного значения, с позиций, отличающихся от господствующего в обществе мнения. К таким проблемам как раз и относится будущее «Восточного партнерства».

Появившаяся в 2009 году инициатива ВП изначально была спроектирована грандами ЕС, прежде всего его локомотивом — Германией, как "заместительная терапия" для Украины, Грузии и Молдовы, чтобы обозначить некоторую перспективу максимально возможного сближения с ЕС без предоставления членства, которое и сегодня, и в обозримом будущем — невозможно.   

При этом не планировалось никаких разрывов с Россией, наоборот, подразумевалось максимально возможное сохранение интеграционных связей с РФ и СНГ.

Однако ряд членов ЕС — Польша, Литва и Швеция — решили использовать Партнерство в геополитических целях, прежде всего для полного отрыва постсоветских республик от России, ради усиления собственной значимости и влияния на восточных рубежах Евросоюза.

Москва все время предупреждала о недопустимости создания таких новых разделительных линий в Европе. Но в процессе реализации проекта ВП верх  в ЕС стали брать именно те политические силы, кто вкладывал в проект антироссийский смысл.

Программа «Восточное партнёрство» сочетает государства с различными амбициями, и в силу этого столкнулась с многочисленными вызовами. Азербайджан, Беларусь и Армения видят в ВП в меньшей мере политическую и в бóльшей мере практическую платформу, ориентированную на контакты между людьми, а также отраслевое и экономическое сотрудничество с ЕС. Грузия, Молдова и Украина, наоборот, рассматривают ВП как возможность для развития политических и экономических связей с ЕС, что впоследствии должно, по их мнению, привести к перспективе членства.

Это приводит к фактическому разделению регионов ВП на ассоциированных (то есть тех, кто подписал Соглашение об ассоциации) и неассоциированных восточных партнеров.

Позиция Грузии, Молдовы и Украины состоит в том, что развитие и успех ВП невозможны без реальной перспективы членства как политического принципа. Это должно усилить реформистские политические силы в странах-партнерах и предоставить ЕС инструмент для положительного влияния на процесс реформ.

Однако нынешнее состояние общественного мнения непосредственно в странах Евросоюза таково, что любые новые обязательства воспринимаются очень болезненно. Таким локомотивам объединенной Европы, как Германия и Франция, весьма дорого обошлось спасение Греции, а тут ещё «брекзит», последствия которого только начинают проявляться в полной мере… Неудивительно, что рост национального эгоизма плохо увязывается с благотворительностью, которую ожидают для себя Украина, Молдова и Грузия. По данным социологического опроса, проведённого весной 2017 г., дальнейшее расширение Евросоюза поддерживают только 40% граждан стран ЕС, а 49% выступают принципиально против. В настоящее время в ЕС имеется пять официальных стран-кандидатов для полного членства: Албания, Македония, Черногория, Сербия и Турция. И на этом решено остановиться.

Евросоюз надеялся, что ключом к трансформации членов Восточного партнерства станет экспорт в эти страны европейских норм и институтов, которые заработают на практике благодаря воле местных политиков и участию гражданского общества. Однако там продолжают доминировать олигархические группы, которые совсем не готовы к воплощению европейских представлений о конкурентности, прозрачности и эффективности. Особенно наглядно это проявляется в Молдове и Украине.

Традиционно Брюссель увязывал финансовую помощь с политическими обязательствами. Иначе говоря, средства выделялись и выделяются до сих пор при условии, что страна-партнер достигнет определенных результатов в тех или иных реформах. Но проблема в том, что успехи весьма сомнительны, а «российская угроза», по мнению некоторых влиятельных сил ЕС, налицо. И в таком случае Брюссель как бы должен «забыть», что его продекларированной целью является превращение стран ВП в эффективные, современные и состоятельные демократии. 

Налицо принципиальное противоречие. И тут спасительным аргументом (настойчиво подсказанным из Вашингтона) становится влияние геополитического фактора: Европа вынуждена поддержать «восточных братьев», чтобы «не отдать» их России. ЕС продолжит политику «открытых дверей» из политических соображений, хотя и оставит щель поуже. А цели проекта Восточного партнерства связаны теперь  в большой степени не с созданием условий взаимовыгодного партнёрства, а с усилением европейского геополитического влияния на постсоветском пространстве. 

При этом, реагируя на недовольство общественности в странах ЕС малоэффективными расходами на помощь восточноевропейским соседям, Брюссель намерен ужесточить контроль за внутриполитическими процессами в «подопечных» государствах, действуя по принципу «нет реформ — нет денег». Так, Киеву предъявлено требование создать специальный антикоррупционный суд, который занимался бы только высокопоставленными коррупционерами и был бы независим как от законодательной, так и от исполнительной власти за счет избрания членов суда автономной коллегией. Причем в ЕС настаивают на своем праве «ключевым образом» влиять на избрание членов этого суда. А в Молдове уже свернули грантовые программы в области юстиции, а также заморозили транши макрофинансовой помощи — за отсутствие должного прогресса в реформах.

В качестве меры поощрения Европейский парламент в принятой 15 ноября резолюции пообещал, что Украина, Грузия и Молдова могут в конечном итоге присоединиться к европейскому таможенному союзу, энергетическому союзу, цифровому союзу и Шенгенской зоне, получить дальнейший доступ на внутренний рынок ЕС и так далее. По мнению  европарламентариев, новая более тесная интеграция может привести эти страны к модели «Восточного партнерства плюс» (ВП+). Возможные выгоды могут включать также целевой фонд для инвестиций в их инфраструктуру.

Но в то же время Европарламент предупредил: дальнейшей интеграции не будет, если страны не будут «уважать ценности ЕС», а к «дальнейшему прогрессу» прилагается «строгая обусловленность».

При такой «строгой обусловленности» говорить о сохранении полного суверенитета, невмешательстве во внутренние дела не приходится. Например, в Молдове, куда страны Запада в виде кредитов и грантов вливают до 450 млн. евро ежегодно, сложилась парадоксальная ситуация: власть там фактически узурпирована олигархической группировкой Влада Плахотнюка, вынужденной ради сохранения финансовой помощи имитировать реформы.

В целом Восточное партнерство — это пример того, когда хотели, как лучше, а получилось как всегда. Трудно было и ожидать иного результата в обстановке поспешности, всегда существовавших противоречиях между «старой» Европой и США и нежелания думать о последствиях.

Страны-участницы ВП, особенно имеющие общие границы с государствами Евросоюза, фактически вынуждены выбирать между стратегическим сотрудничеством с Россией и сближением с ЕС. Причем, риск эскалации внутренних противоречий, спровоцированных необходимостью такого ложного выбором, тем выше, чем больше страна стремится провести экономическую модернизацию, необходимую для соответствия международным стандартам.

Следует отметить, что ЕС зачастую стремится использовать свое технологическое лидерство и наличие инвестиционных ресурсов не для построения взаимовыгодных партнерских отношений, а в интересах экономического доминирования европейских стран на постсоветском пространстве. Этим объясняется стремление ЕС жестко продвигать свою нормативную базу, не давая времени постсоветским экономикам времени на адаптацию.

Необходимость в короткий срок перейти на новые стандарты неблагоприятным образом сказалась на состоянии ряда отраслей промышленного и сельскохозяйственного производства в Грузии, Молдове и Украине, с которыми Евросоюз заключил соглашения об ассоциации и создал т.н.  «Углублённые и всеобъемлющие зоны свободной торговли» (DCFTA).

При этом ЕС отказался принять российские предложения о торговой интеграции. С соответствующими инициативами Россия выступила еще в 2013 году, предложив начать переговоры о процедурах и алгоритмах совмещения Зон свободной торговли СНГ и DCFTA. Однако, несмотря на то, что реализация российских предложений открывала новые возможности перед странами, стремившимися заключить соглашение об ассоциации с ЕС (важной составляющих которых является создание зон DCFTA), инициативы России была отвергнуты.

Для Москвы важно сохранять экономическое и политическое влияние в постсоветских странах, в особенности тех, что лежат между границами России и Евросоюза, поскольку это является важнейшим залогом российской национальной безопасности. И усиление геополитического фактора в отношении Восточного партнерства, тем более фактора, носящего подчеркнуто антироссийскую направленность, не может её устроить.  

В условиях внешнеполитического противостояния между Западом и Россией на первое место в проекте ВП неизбежно выйдут аспекты, связанные с вопросами безопасности.  Уже сейчас существенным фактором становится наличие в решениях саммита ВП призывов участвовать в «урегулировании инспирированных Россией конфликтов в странах ВП», «выделять больше ресурсов для борьбы с российской дезинформацией» и т.п.

Это означает, что страны-участницы ВП могут под давлением Евросоюза сделать шаги, вызывающие раздражение России, или, развивая партнерские отношения с Москвой в оборонной сфере (как это делают Беларусь и Армения), совершить действия, которые будут расцениваться как отказ от сближения с ЕС.

И вот теперь пора задуматься над перспективами Беларуси в рамках Восточного партнерства.

Эксперт Carnegie endowment Балаш Ярабик отмечает: Беларусь — единственная страна «Восточного партнерства», которая оказалась способна не только сбалансировать свою экономику, но и сохранить полный контроль над своей территорией. Это единственная страна из шести партнёров ЕС в программе Восточного партнерства, у которой нет проблем с сохранением территориальной целостности. А это, в свою очередь, делает РБ менее уязвимой для любых попыток манипуляций. И на Западе готовы воспринять существующие в Беларуси порядки вполне прагматически.

Запад видит Беларусь иначе после событий 2013-2014 года в Украине. В Украине есть демократия, но управление государством находится в руках олигархов. В Беларуси всё наоборот: есть государство, но нет демократии. Беларусь — государство, с которым очень трудно договориться. Но если с ним договариваются, то будет и имплементация продвигаемых Евросоюзом ценностей. А с Украиной договориться очень просто. Но имплементации или не будет совсем, или она будет очень медленной.

Для Республики Беларусь неприемлемы методы, которыми западные партнеры осуществляют «принуждение к демократии» в Молдове и Украине. Кроме того, будучи составной частью Союзного государства, Беларусь не согласится с решениями, которые можно расценить как враждебные по отношению к России.  

Однако Беларусь не может и отказаться от сближения с Евросоюзом, поскольку это значило бы похоронить надежды на реформы и экономическую модернизацию.  Но активно участвуя в Восточном партнерстве — в нынешней его ипостаси, — Республика Беларусь может оказаться  в геополитической ловушке, которая неизбежно дополнится ростом внутриполитической нестабильности. Особенно если к этому приложит усилия влиятельный западный сосед — Польша.

Существенно проигрывая Германии с точки зрения экономической привлекательности, Польша при содействии Вашингтона пытается повысить свою геополитическую значимость,  играя на противоречиях с Россией. Беларусь в этом отношении рассматривается как практически идеальный полигон для противостояния, причем в любой сфере.

Белорусское  руководство способно справиться с этими серьёзными вызовами, но ему, как никогда, потребуется  консолидированная позиция гражданского общества. Собственно, её-то мы и пытаемся выработать, проводя нынешнюю дискуссию.

Нам нужны ответы хотя бы на первоочередные вопросы.

Сохраняет ли проект Восточного партнерства ценность для Беларуси в условиях смены акцентов — с демократизации и модернизации на геополитическое соревнование?

Чего вообще хочет белорусское общество от ВП — адаптации европейских демократических норм и институтов, выборочного применения европейских стандартов, широкой экономической интеграции или максимально упрощенного доступа к европейскому рынку? Как сохранить при этом национальный суверенитет?

Возможна ли для Беларуси роль своеобразного моста между ЕС и ЕАЭС, опытной площадки совместимости этих интеграционных проектов?

Насколько  гражданское общество готово к ответственным и определенно трудным решениям?

Список вопросов можно продолжать и продолжать. 

Но давайте искать ответы, хотя бы предварительные. 

В этом и заключается смысл нашей дискуссии.